Не бойся, мама!
Шрифт:
– Э, приятель, ты давно из психиатрической? – спросил он, помахивая рукой.
– Здорово, друг! – ответил я, схватил и крепко пожал его протянутую руку.
– Да… бывает… – произнес он с сожалением, покрутил указательным пальцем у виска, свистнул и тронул машину.
– Все бывает, друг! Пока, – помахал я ему на прощание и зашагал вниз – к улице Ниношвили.
– Доброе утро, люди! Здравствуйте, тбилисцы! Куда вы спешите? Ведь пока даже не рассвело как следует! Почему вы смотрите в небо? Нет, дождя не было! И не собирается дождь! Глядите, какое чистое
Здравствуйте, дворники с улицы Ниношвили! Это вы зажгли костры из пожелтевших осенних листьев? Осторожно, друзья! Не спалите мой город – мой любимый Тбилиси!..
Здравствуй, домишко, здравствуй, старик! Ты еще держишься? Не свалился? Молодец! О, и вы здесь, железные ворота? Вы по-прежнему на земле?
Здравствуй, кран, ворчун мой добрый! Привет вам, ведра, чайники, кувшины! Кто из вас крайний? Я буду за вами!..
Здравствуйте, воробушки! Что вы там хлопочете? Умываетесь? Да вы не бойтесь, это же я, Автандил Джакели!..
Здравствуй, будка! Как поживает дядя Рубен? Как же это он забыл выключить на ночь свет! А вы как, часы – наручные, карманные, стенные? Трудитесь? Ну-ну! Работайте! Как давно я не видел вас – целых полтора года! Долгий же путь вы прошли без меня!..
О, кого я вижу! Здравствуйте, сорочки! Какие вы чистые, свежие, белые. А ты чья, малютка? Я тебя не узнаю! Какая ты маленькая и смешная!.. Здравствуй, Дадуна! Спишь? Спи, спи спокойно!..
Здравствуй, моя лестница! Бедняжка, опять ты без двух зубов? Боже, неужели не нашлось для тебя метровой доски?..
Здравствуй, моя дверь! Ну, как дела, старушка? Скрипишь? Привет тебе, звонок! Смотри, не подведи меня! Ну-ка, звякни по-старому!.. Раз, два, три!.. Сим-сим, откройся!!!
– Здравствуй, дядя Ванечка!
– Авто… Здравствуй, дорогой…
Вечером перед Институтом иностранных языков собирается толпа' молодых парней. В одиннадцать заканчиваются лекции. Парни ждут – кто с машиной, кто без машины. Они стоят порознь. У одних серьезный, озабоченный вид, другие разгуливают, словно им нет дела до института. Подойдет, попросит прикурить, а сам косится на твои часы – своим не доверяет…
Без четверти одиннадцать из дверей института появляется первая девушка. Она бежит, на ходу надевая пальто, оглядываясь по сторонам, не обращая внимания на мчащиеся машины. Перебежав улицу, она останавливается. Вдруг от толпы отделяется парень и медленно, как бы нехотя, будто и ничему не радуясь, направляется к девушке… Потом на улицу выплескивается нескончаемый девичий поток. Красивые, стройные, с волосами черными, светлыми, желтыми, серебристыми, каштановыми, красными и даже синими – они идут, постукивая каблучками туфель, мокасин, сапожек, в коротких платьях, с сумками через плечо. Пестрый, благоухающий девичий поток сливается с другим потоком. Это ожидавшие их парни – в темных пиджачных парах, белоснежных сорочках. Соединившись,
– Здравствуй, Дадуна!
Она удивленно взглянула на меня и не узнала. Я снял фуражку, неловко улыбнулся.
– Ой, Джако! – вскрикнула она, обняла меня, поцеловала в щеку. – Откуда? Боже мой, какой ты смешной! Ну-ка, надень фуражку!
Я повиновался.
– Генерал!.. Настоящий генерал!.. Хороший наблюдательный пункт! Ха-ха-ха, – звонко расхохоталась она. Вокруг нас, замедляя шаг, улыбались прохожие.
– Даду, уйдем отсюда, неудобно, – попросил я, взяв ее под руку.
– Пойдем… Скажи, когда ты приехал?
– Утром.
– Надолго?
– На неделю.
Дадуна опять окинула меня оценивающим взглядом с ног до головы и прыснула:
– Зеленый генерал!
– Даду, как ты живешь? – спросил я.
– По-старому, – ответила она.
– Как по-старому?
– Так. Занимаюсь, крашу волосы и брови, подвожу глаза, хожу в кино…
– Еще?
– Еще? Читаю книги… Летом ездила в Польшу, по туристской путевке. Что еще? Танцую, пою, иногда пью – в гостях, конечно…
– Что ты делала эти полтора года?
– Я же рассказала тебе, – удивилась она, – что еще должна была делать?
– Меня не вспоминала? Дадуна задумалась.
– Скажи, не вспоминала меня? – повторил я.
– Тебя?
Дадуна высвободила руку, отошла в сторону и молча уставилась на меня. Сумка на длинном ремешке раскачивалась ритмично, словно маятник часов, и, задевая лакированный сапожок, отсчитывала секунды: раз, два, три… Раз, два, три… Вот черт, опять солдатская привычка – раз, два, три…
– А ты вспоминал меня? – вдруг спросила она, придержав раскачивающуюся сумку и опустив голову.
– Что же я делал? Конечно, вспоминал. – Я покраснел. Слава богу, Дадуна не заметила этого.
– Почему не написал хоть одно письмо? – тихо спросила она.
– Не люблю писать, Даду, – сказал я искренне. Она улыбнулась.
– Врешь! Девяносто девять процентов всех писем на свете пишут солдаты! Как-то мой портрет напечатали на обложке нашей «Женщины», знаешь, сколько я получила солдатских писем! А ты говоришь…
– Дадуна, клянусь тебе, я даже деду не писал!
– Ладно, ладно, пошли… О чем с тобой говорить, если ты не видишь разницы между дедом и мной! – Она взяла меня за руку и увлекла вперед.
– Даду, мне казалось, что после Джвари…
– Что после Джвари?
– То, что после Джвари письма не имели особого значения…
– Это почему же? Что случилось на Джвари? Мы обвенчались там, что ли?
– Я думал, что…
– А я думаю, что после Джвари крест был поставлен на все!
– Хорошо! – воскликнул я. – Допустим, я виноват, я – осел! Но ты? Почему ты не писала? – Я схватил Дадуну за плечи. От неожиданности она выронила сумку.
– Почему, почему… – Она подняла сумку и медленно пошла вперед. Я последовал за ней.