Не бойся, я кусаюсь
Шрифт:
– Ты уже вставил! – ворчит она сквозь хохот, а я принимаюсь ее щекотать. Каштанка увиливает, катается по кровати, и я прижимаю ее к матрасу, чтобы поскорее добраться пальцами до тонких ребер...
– Я могу еще!
– Нет, пожалуйста, нет, хватит! – она переходит на визг, и я наконец останавливаюсь, разрешая ей не произносить пока вслух все эти страшные, жуткие, отвратительные слова. Ха-ха. Если честно, мне более чем достаточно того, что она позволяет мне делать с ее телом все, что я пожелаю. Такое доверие дорогого стоит. Как и ее чувства.
– Я люблю тебя, Каштанка, – напоминаю я тихо
– Я тоже люблю тебя, Кир, – отзывается она и тут же тянется за поцелуем, который я ей с удовольствием даю. – Мне так неловко, что я тут все так сильно забрызгала... Прости, пожалуйста...
– Яся, – я закатываю глаза. – Может быть, мне тоже попросить прощения за то, что я залил тебя спермой?
– Нет, – удивляется она. – При чем тут...
– При всем, – говорю я. – Это одно и то же. Так что прекращай смущаться. Это ты, и ты прекрасна.
– Ладно, – лепечет Каштанка, и я крепко обнимаю ее, чтобы еще хотя бы ненадолго остаться в этом прекрасном мгновении.
Первого сентября у них в университете нет пар – только торжественная линейка, назначенная на десять часов утра. Предполагается, что там выступят ректор и деканы факультетов, пожелают студентам успехов в новом учебном году. После этого кураторы заберут свои группы на классные часы, чтобы обсудить расписание и другие важные моменты.
Потом Каштанка свободна – в теории. Она очень боится, что первого сентября ее откровенно ебнутый придурок-бывший расскажет всему университету о нас с ней и о клубе, и остаток дня ей придется разгребать это дерьмо... А еще Каштанка боится, что ее мать так и не восстановят в должности преподавателя и вообще уволят из университета.
Я не могу допустить всего этого кошмара, и у меня есть свое собственное решение проблемы. Еще накануне – до нашего примирения, – я звоню в университет и прошу встречи с Маргаритой Петровной – главой отдела кадров и по совместительству матерью Майкла.
– А вы вообще кто? – спрашивают у меня еще по телефону.
– Частное лицо, заинтересованное в нераскрытии своей организации, – отвечаю я максимально завуалированно. Я не собираюсь называть ни имя Яснорады, ни имя ее матери. Я лишь надавлю на материнское сердце Маргариты Петровны – и она сама примет правильные решения и подтолкнет к принятию правильных решений своего неразумного сыночка.
Мне назначают прием на восемь тридцать утра первого сентября.
– Я подойду, – киваю я и заканчиваю вызов.
Каштанке я, конечно, ничего не рассказываю. Расскажу потом – если у меня все получится. Незачем ее беспокоить раньше времени, она и так на нервах. Так что когда ранним утром первого сентября я начинаю куда-то собираться, моя сладкая малышка сонно потягивается на постели и провожает меня ничего не понимающим взглядом:
– Ты куда это в такую рань?
– Есть одно дело, – говорю я. – Поспи еще немного, – и целую ее в лоб.
– Ладно.
– Я люблю тебя.
– И я тебя тоже, – она улыбается и ерзает на простынях, так что мне хочется вернуться к ней в постель... но я не могу.
Маргарита Петровна встречает меня в университетском отделе кадров с недовольной миной и чашкой кофе в руках:
– Из-за вас я была вынуждена
– Зато я отлично знаком с вашим сыном... Михаилом... или лучше говорить – Майклом? Он предпочитает, чтобы друзья называли его на западный манер, – хмыкаю я, ничуть не смущаясь ее неприветливого вида. В конце концов, я пришел с ней не утренний кофе пить, а припугнуть... разумеется, таким образом, чтобы она не услышала от меня ни единого плохого слова или угрозы. Разве что в тоне голоса. Тут уж ничего не поделаешь: талант угрожать у меня в крови.
– При чем тут мой сын?! – возмущается женщина, и мне кажется, что она вот-вот выплеснет мне свои кофейные помои из автомата в университетском коридоре прямо в рожу. – Вы вообще кто?!
– Я – директор секретного секс-клуба города Москвы, – говорю я совершенно спокойно и равнодушно.
– Что?! Что за шуточки...
– Ваш сын – наш постоянный клиент, вы об этом знали?
– Нет! – рявкает она так ошалело и испуганно, что я ей охотно верю.
– Но я пришел не поэтому. Ему есть восемнадцать и он имел полное право к нам приходить. Вопрос в другом: ваш сын подписал договор о неразглашении чужим именем, а теперь собирается рассказать о нас в университете, так как поссорился со своей девушкой. Меня совершенно не волнуют его отношения, мне важно только одно: чтобы мой клуб оставался секретным. У нас есть адвокаты. Это подсудное дело. Если не хотите, чтобы ваш сын оказался в центре секс-скандала – примите меры.
Эпилог
– Ты даже не представляешь, что сегодня случилось! – около двух часов дня первого сентября Яснорада врывается в гостиную Кира такая счастливая и улыбающаяся во все тридцать два зуба, что он сразу понимает: у него все получилось. Его изящно завулированные угрозы подействовали. Он смог решить проблемы своей любимой женщины. Но чтобы не портить сюрприз и хотя бы еще ненадолго сохранить интригу, он встает ей навстречу и спрашивает так удивленно, как только может, в силу своих природных актерских способностей:
– И что же сегодня случилось, Каштанка?
– Во-первых, – девушка картинно загибает один палец на правой руке. – Мою маму восстановили в должности преподавателя!
– Ух ты! – восклицает мужчина.
– Маргарита Петровна сказала ей, что такая большая задержка произошла по бюрократическим причинам. Что документы о ее восстановлении не оформили вовремя, а когда наконец оформили – ректор уже был в летнем отпуске. Ректор вернулся только сегодня, все наконец подписал, и теперь моя мама снова может работать. Ее пары есть в расписании, это главное подтверждение.
– Замечательно, – кивает Кирилл.
– А во-вторых, передо мной извинился Майкл, – Яснорада загибает еще один палец на правой руке и делает большие удивленные глаза. – Сказал, что очень тогда погорячился, что не имел никакого права меня осуждать, что сам тоже бывал в клубе, поэтому так быстро догадался, что я именно там, да и вообще... что мы можем остаться друзьями, прикинь?!
Кир фыркает:
– Друзьями? После всего, что было?
– Ага, так и сказал, представляешь?! – Яснорада тоже возмущена.