Не бойся
Шрифт:
В зоне внимания появился отрядный.
— Что за шум, а драки нет?
— Была, товарищ старший лейтенант, — доложил младший сержант, который был старшим среди солдат.
— Они? — кивнул Мирошниченко на поникших противников.
— Так точно, — приложил руку к виску старший из конвойных.
— В карцер, — объявил отрядный без особых раздумий. — Обоих.
Нарушителей режима увели, а осужденные еще долго судачили по поводу случившегося, но ни одному из них не пришла мысль, что перед ними разыграли спектакль.
В карцере просидели менее двух часов. После смены караула по личному распоряжению начальника
Более полутора часов Диксон и Атаман наблюдали за калиткой интересующего их двора и только когда убедились, что разошлись все поздние посетители, приблизились к забору. С минуту прислушивались к шуму во дворе, потом перелезли через высокое ограждение, бесшумно скользнули к дому и прильнули к стене. Марат осторожно заглянул в светящееся окно.
Хозяин и гость, расположившись на удобных, с высокими спинками стульях, пересчитывали деньги и складывали их стопками на столе.
— Вот это да! — разинул рот Алексей, заглянувший следом за подельником.
— Закрой варежку, — предупредил Марат. — Еще не время. Берем доску, высаживаем раму и врываемся, — кивнул он на широкую доску.
Они аккуратно подняли ее, отошли на несколько шагов и с разбега высадили окно.
— Встать! Руки за голову, лицом к стене! — прозвучали команды человека в маске, с пистолетом в руке.
Грохот выбитого окна и внезапное появление безликих и вооруженных грабителей вызвано ужас, и они непроизвольно подчинились.
Атаман поднял с пола большую хозяйственную сумку и смахнул в нее деньги. В это время в дверной проем в комнату просунулась голова огромной восточно-европейской овчарки с угрожающим оскалом.
— Убери собаку, пристрелю! — блефовал Алексей, направив на нее ствол пистолета.
— Фу, Рекс! — крикнул хозяин, развернув вполоборота тело. — Иди на место.
Рекс услужливо завилял хвостом и исчез. Казаков моментально захлопнул дверь и щелкнул задвижкой. Затем, не сговариваясь, они подошли к спекулянтам и одновременно стукнули по их головам рукоятками пистолетов. Оглушенные хозяин и узбек рухнули на пол, а грабители выпрыгнули в окно. Они бежали через двор, когда непонятно откуда, словно призрак, из темноты вылетела овчарка. Атаман успел с сумкой проскочить в калитку, а его напарника собака зацепила за ногу, и тот грохнулся на землю. Животное пыталось дотянуться зубами до шеи, оседлав жертву. Диксон удерживал ее на вытянутых руках, теряя последние силы. Когда он уже начал уступать в единоборстве, сгибая трясущиеся руки в локтях, собака неожиданно ослабила натиск, заскулила и завалилась набок. Вовремя подоспел на помощь приятель и вонзил в нее нож. Марат тяжело поднялся, хромая и охая, направился к калитке. Раздался ружейный выстрел, пуля просвистела над головами грабителей, чудом их не задев. Они пригнулись и выскользнули со двора. Заняв позицию по бокам калитки, налетчики ждали появления пострадавших. Чуть скрипнув, приоткрылась калитка и показался длинный ствол ижевского
— Стоять! Стреляю!
Тот остановился как вкопанный, и только трясущиеся коленки выдавали в нем живое существо, но удар прикладом в затылок прервал дрожь.
Грабители спустились в овраг, расположенный недалеко от места нападения, и, преодолев метров восемьсот по его дну, поднялись на обратной стороне, где их уже поджидал отрядный…
Около двух часов ночи старший лейтенант Мирошниченко сдал Сайфутдинова и Казакова сержанту внутренних войск и приказал:
— Отведи их в комнату для свиданий и запри там, пусть всю ночь марафет наводят, утром сам проверю, какой порядок они навели…
Спустя трое суток в барак вошли улыбающиеся Атаман и Диксон в обнимку.
В последнюю вылазку подельники принесли сто двадцать тысяч рублей и в первую двадцать. Семьдесят тысяч чистыми принадлежали им, тридцать пять, соответственно, Алексею. Он никогда не имел такой суммы и вряд ли заработал бы за всю жизнь, если бы не попал на зону.
Позже отрядный рассказал, что их налет в узких кругах вызвал настоящий переполох, даже провели нелегальное расследование и пришли к выводу, что узбека кто-то пас аж с самого Ташкента. Но об этом Атаман узнал после, а сейчас с задумчивым и сосредоточенным видом выводил буквы в письме матери.
Глава пятая
Осень 1963 года отличалась дождливой погодой. Обложные ливни залили город. Но постепенно они сменились теплыми моросящими дождями. Обилие влаги позволило сохранить листву зеленой, всматриваясь в ее свежесть и вдыхая аромат, трудно было понять, осень это или весна. Но Ирина Анатольевна знала, что не успеешь оглянуться, как придут холода. Уже две недели, как она вернулась на фабрику, устроив трехмесячную Любушку в ясли, продолжая по ночам шить ночные сорочки.
«Зима на носу, но теперь станет полегче, — думала Ирина под монотонный стук швейной машинки. — С первой зарплаты закуплю на зиму угля и дров, а того, что зарабатываю по ночам, должно хватить на жизнь. Сереже справлю кое-какую одежонку, сама прохожу в старой, а там видно будет», — строила она планы на будущее.
Требовательный стук в окошко прервал мысли. Она взглянула на часы, которые показывали седьмой час утра.
«Надо же, не заметила, как ночь пролетела. Но кто бы это мог быть в такую рань? Только почтальоны ходят спозаранку», — промелькнула догадка.
Она накинула платок и вышла на улицу, с удовольствием вдохнула утренний прохладный, влажный воздух, отгоняющий сонливость.
— Ирина Анатольевна, вам два письма, одно из них заказное, — затараторила молоденькая девушка с сумкой, переброшенной через плечо. — Вот здесь распишитесь, — протянула она Ирине ручку.
Казакова расписалась, поблагодарила почтальоншу и вернулась в дом. Вначале вскрыла конверт с письмом от сына и углубилась в чтение. За строчками невольно возник образ сына, и на глазах Ирины Анатольевны выступили крупные слезы.