Не буди лихо

Стрельникова Александра

— Нет, сударь. Дело в том, что я заметил вас еще у дома Родионова.

Бешенство мелькнуло в глазах посетителя, но он удивительно быстро сумел взять себя в руки.

— Ну что ж… В конце концов мне нечего скрывать. Вполне логично, что я беспокоился за свою будущую жену, которую посетила блажь пойти в гости в малознакомый дом… Может, моя опека приняла несколько, гм, навязчивый характер, но таков уж я по натуре.

— Жену?..

— Да. Александра Павловна дала свое согласие… Как я вам уже говорил, господин Чемесов, вы тешите себя несбыточными надеждами.

Чувствуя

себя наивным кретином, несчастным дураком, которого ударили поддых, а он никак не может понять, что же с ним происходит, Иван, тем не менее, сумел сохранить на лице холодное непроницаемое выражение. А потом, понимая, что поступает мерзко, но не имея сил удержать клокотавшие в нем чувства, произнес:

— Я рад за Александру Павловну. По крайней мере, ей не придется узнать, что такое бедность и жить, пользуясь милостью нынешнего графа Орлова.

— Что вы имеете в виду? — немедленно вскипел Игорь Викентьевич.

— Как, вы не знали? — почти пропел Иван, которого несла волна обиды, гнева, боли. — Покойный Василий Станиславович все свои деньги завещал своему брату Николаю.

— Что?!

Иван с чувством удовлетворения наблюдал, как вытянулось лицо новоявленного жениха. Но следующие слова Орлова заставили его устыдиться.

— Негодяй! Сукин сын, — рычал Игорь Викентьевич. — Мало ему было того, что он пил из нее кровь при жизни, мерзавец и после смерти нашел способ заставить ее страдать! Ничего! Теперь с этим будет покончено! А ваши намеки, господин Чемесов, — побелевшие от ярости глаза Орлова уперлись в лицо сыщика, — просто омерзительны!

Он вышел, хлопнув дверью, а Иван молча уткнул горящее лицо в ладони. Единственное, о чем он просил бога, это чтобы тот стыд, который жег его изнутри, не проявился предательской краской на лице. Это было бы уж слишком! Сейчас ему хотелось только напиться, нарезаться до поросячьего визга, до беспамятства…

Впрочем, подошла бы и гильотина.

* * *

— Николай Станиславович! — оживленная Александра вошла в кабинет Орлова, держа в руках бланк телеграммы, которую только что доставили.

Граф поднял голову и доброжелательно взглянул на молодую женщину. Ее чудные серые глаза лучились, в уголках губ, даже в том, как она двигалась, жила радость.

— Иван Димитриевич приезжает.

— Что-то случилось? Вы ведь здесь всего-то полторы недельки отгостили…

— Насколько я поняла, пойманы те двое, что напали на Мишу.

— Прекрасная новость! Когда он будет в Воронеже? Я пошлю Никифора к поезду.

— Я хотела бы поехать тоже! Мне нужно кое-что купить!

— Конечно, Александра Павловна, езжайте.

Александра развернулась, на ходу приласкала сунувшуюся к ней старушку-борзую по кличке Мушка, которая заслуженно доживала свой век в доме, и выпорхнула в коридор. Николай проводил ее вопросительным взглядом, а потом, вздохнув, вернулся к прерванным трудам. В последнее время писалось очень хорошо, и он рассчитывал закончить книгу к весне.

«Чудно,

что приезжает Чемесов… Сколько это лет мы не виделись? Узнает ли он меня?»

Улыбнувшись несколько печально, Николай потер обширную лысину и, поправив очки, решительно принялся править то, что написал за предыдущий день.

Иван любил ездить поездом. Перестук колес. Мелькание неясных теней за окном. За тонкой стенкой купе мерное посапывание задремавшего соседа — купца, ездившего в Москву по своим торговым делам и теперь спешившего к семье. Даже совершенно особый дух железной дороги — запах дыма, казенного постельного белья, просто энергия большой хорошо отлаженной машины, с ревом и свистом пожирающей пространство, действовали на него успокаивающе. Ему нравились долгие остановки на станциях, когда требовалось пропустить скорый или разминуться со встречным составом. Иван выходил из вагона и с приятным бездумным любопытством уличного зеваки прогуливался по переполненному перрону.

Вот и сейчас он купил у шумного, по всему видать озорного мальчишки большое, чуть прихваченное морозом яблоко и с удовольствием впился в него зубами. Оно было таким холодным, что зубы сразу заломило, но и это в морозный солнечный день не вызвало ничего кроме улыбки.

Паровоз призывно засвистел, выпустив в голубое безоблачное небо тугую струю белоснежного пара, и пассажиры заспешили вернуться на свои места — пришло время снова отправляться в путь.

Иван неторопливо поужинал в вагоне-ресторане, а когда вернулся к себе в купе, проводник принес в стакане с серебреным подстаканником чай, который, казалось, тоже имел свой особый «железнодорожный» вкус. Прихлебывая обжигающе горячую янтарную жидкость, Чемесов со вкусом пролистал газету, потом разделся и улегся в постель, застеленную крахмальным хрустким бельем.

Прошедшая неделя была тяжелой. Все началось с неожиданного визита Орлова, о котором Ивану было больно вспоминать. Едва тот вышел из кабинета, а Чемесов, оставшись один, сумел взять себя в руки, до него из коридора донеслись шум и ругань. Ворча под нос, он поднялся и пошел взглянуть, в чем там было дело, и почти не удивился, когда узнал, что и на этот раз неприятности произошли не без участия Игоря Викентьевича. Правда, на этот раз он сам оказался в роли жертвы. Какой-то сильно подгулявший (это с утра-то!) мужичонка так и норовил ухватить его за грудки. Орлов громогласно возмущался, а давешний молоденький практикант Доркашов пытался уговорами унять буяна. Но тот утихомириваться явно не желал.

— А я вам говорю, что это он самый! — заплетающимся языком вещал бузотер.

— В чем тут дело? — устало поинтересовался Чемесов.

— Иван Димитриевич! — почти испуганно пролепетал Доркашов и сильнее дернул мужичонку, чтобы оторвать его от Орлова. — Не беспокойтесь, простите, пожалуйста, сейчас я все улажу…

Мужичонка покачнулся и упал бы, если бы практикант не подхватил его за шиворот.

— Еще раз прошу прощения, — Доркашов стремительно поволок пьянчужку по коридору, но, как заметил Иван, не в сторону выхода.