Не буди лихо
Шрифт:
— Думаешь, это можно скрыть? — гневные глаза молодого человека уперлись в багровую полосу, которую приоткрыл сползший пеньюар. — Наконец-то ты будешь избавлена от этого грязного негодяя! Будь он проклят! Будь он проклят во веки веков!
— Миша!
— Ему место в аду, Саша! И надеюсь, там его уже встретили с распростертыми объятиями.
— Ох, Миша, — и две слезинки все-таки пробрались через густые ресницы и скатились по бледным щекам.
Михаил растерянно проследил их бег — его сестра никогда не плакала…
* * *
Юрий
— Где? — бросил он.
Его поняли и ткнули пальцем в сторону улицы. Родионов пошел к выходу и, остановившись на пороге, с удовольствием раскурил короткую трубку. Следователя он нашел под окнами кабинета.
— С добрым утром, Иван.
Чемесов заворчал. Он стоял на четвереньках в куче опавших листьев и в сумраке действительно походил на огромного медведя, тяжелого и неуклюжего. Внезапно сыщик поднялся, стремительной легкостью этого движения на мгновение разрушив возникший образ. Он держал в руке револьвер.
— Так я почему-то и думал, — удовлетворенно произнес он, понюхав дуло. — Наган.
Передав найденное оружие в руки эксперта, Чемесов вдруг недоуменно нахмурился на Юрия Николаевича.
— Ты-то как здесь оказался?
Родионов на это лишь смешливо округлил глаза. Они были старыми друзьями, и раздраженное ворчание медведя, потревоженного во время зимней спячки, не могло обмануть его. Доктор слишком хорошо знал Ивана.
— Я, помимо всего прочего, лечащий врач Орловых, дружище. А что касается остального… Смерть наступила между двенадцатью и двумя часами ночи, что соответствует показаниям дворецкого. Умер он практически сразу…
— Почему она смеялась?
Юрий Николаевич пожал плечами.
— Истерика, как я понимаю — его убили на ее глазах. Она говорит, что видела какую-то тень за окном. Хотя…
— Она вполне могла пристрелить его сама, а потом преспокойненько выбросить пистолет в окно.
— Могла…
— Но столь же реальна возможность, что стреляли именно через форточку. М-да, дела…
— Есть еще кое-что. У бедняжки на руках синяки. Вот здесь. На запястьях. А на плечах свежий след от удара хлыстом или чем-то типа того. Она пыталась спрятать его от меня. Наводит на размышления?
Чемесов нахмурился. Перед его глазами явственно встал арапник, зажатый в руке убитого.
— Во что она была одета?
— Что-то эдакое… Из шелка абрикосового цвета. Сейчас уже, наверно, переоделась. Все было перепачкано в крови. Дворецкий застал ее сидящей прямо в луже у тела…
— И смеющейся…
— Да.
— Что ты об этом думаешь?
— Я, пожалуй, подожду до того, как ты сам побеседуешь с ней.
— Тогда пошли. Хотелось бы еще сегодня поспать, — Чемесов с тоской взглянул на сереющее предутреннее небо.
* * *
— Сашенька,
— Ах, нянюшка, не стони. И так тошно. Лучше скажи, Миша давно домой вернулся?
— Только-только.
— Кто-нибудь видел?
— Нет. Одна я.
— Так запомни — он из дома никуда не уходил! Хорошо поняла?
Старушка быстро перекрестилась и закивала. В ее преданности Александра не сомневалась. Морщась, она натянула на саднящие плечи темное платье.
«Траур! Господи, прости меня, грешную, но ты все видишь. Видишь и то, что в душе моей. Так что таить? На сердце у меня печали нет! Особенно после того, как узнала…» — страх мелькнул на ее лице.
То, что она прочитала в найденном недавно дневнике матушки, было столь ужасно, что даже думать об этом не хватало душевных сил. Должно быть, она была совсем уж на грани, если решилась высказать все это Василию. То, что последовало за этим, превзошло даже то, что она в страхе представляла себе, когда шла в его кабинет. Она была не в себе от страха, гнева, боли…
«Господи! Спаси и сохрани мя, грешную!»
Александра судорожно вздохнула и, вдруг почувствовав на себе чей-то взгляд, вскинула голову. В дверях стоял огромный человек в просторном темном пальто. Руки в карманах, от чего квадратные плечи сутулятся. Черный шелк повязки скрывает один глаз. Другой же, по-кошачьи зеленый, пристально ощупывает ее лицо, фигуру… Циклоп! Должно быть, она произнесла это вслух, потому что твердые губы мужчины дрогнули. Он отбросил со лба темно каштановые непослушные пряди и заговорил низким, неожиданно музыкальным баритоном:
— Прошу прощения за вторжение, Александра Павловна. Поверьте, я стучал, но вы, должно быть, не слышали.
Александра могла бы поклясться, что никакого стука не было. Как давно здесь эта ищейка? Ее меньше всего заботило то, что он мог увидеть, как она одевается. Но ее разговор с нянькой!
— Позвольте представиться — Иван Димитриевич Чемесов. Я буду вести расследование убийства вашего мужа. Простите, — он увидел, как молодую женщину передернуло.
— Все в порядке.
— Тогда расскажите мне, что произошло этим вечером.
Александра пожала плечами и опять поморщилась — все еще было больно. Ей показалось, или во взгляде полицейского мелькнуло сочувствие?
— Мы разговаривали. Я уже собиралась уходить, повернулась к двери, когда услышала выстрел.
— Вы сразу поняли, что это выстрел? — темная бровь сыщика, не прижатая черным шелком повязки, задралась вверх под каким-то немыслимым углом, сразу придав его несколько грубоватым чертам что-то мефистофельское.
Александра поняла, за счет чего так получалось — бровь была разделена старым, уже давно поджившим шрамом, который переламывал ее почти пополам. Усилием воли заставив себя собраться с мыслями, графиня заговорила: