Не буди лихо
Шрифт:
Александра дернулась, испытывая непреодолимое желание ударить по этому самодовольному ухмыляющемуся лицу, но ее руки по-прежнему были крепко прижаты к постели. Боже! Сколько времени враг был рядом, на глазах, и никто ничего не заподозрил! Зато теперь она знала его в лицо. А бороться она привыкла!
— В вас пропадает истинный талант, Игорь Викентьевич! Какие актерские способности! Вы могли бы блистать на сцене любого, самого знаменитого театра.
— Одно время я всерьез подумывал об этом, Сашенька, но есть одна закавыка —
— Придется привыкать. Я не выйду за вас! А Иван Димитриевич не оставит вас в покое, пока не узнает…
— Вы выйдете за меня замуж! В противном случае этот одноглазый мужлан действительно кое-что узнает. Вы не догадываетесь? Нет? А вдруг кто-то шепнет ему на ушко, что граф Василий Станиславович Орлов отправился на тот свет не без помощи юного Мишеньки, вашего нежно любимого братца?
— Вы… Вы не можете этого знать… Вас не было в Москве…
— Зато это очень хорошо знает некто, писавший ему анонимки. Такие вещи нужно уничтожать, дорогая, а не хранить в незапертом ящике.
— Вы негодяй!
— Не стану возражать против очевидного. Так что же мы решим?
— С ч-чем?..
— Не надо притворяться дурочкой, милая. Я хочу, чтобы завтра же было объявлено о нашей помолвке. А там и за свадебку!
— Кто гарантирует мне, что после вы не донесете на моего брата?
— Такой разговор мне по душе! Отвечаю. Никто. Но подумайте сами, зачем мне это будет нужно?
— Например затем, чтобы в один прекрасный день вас тоже не нашли с простреленной грудью, сударь.
— О! Вы угрожаете мне?
— Нет, лишь ставлю в известность о такой возможности. Дело в том, что мы с братом очень любим друг друга. А я, кстати, тоже стреляю очень метко и еще знаю кое-какие травки… Моей нянькой была цыганка, знаете ли.
— Я не так глуп, как вам того хотелось бы. После моей безвременной кончины, Сашенька, в полиции вскроют некий конвертик, и все, что касается наших с вами делишек, выяснится.
— Да, но вам-то уже будет все равно!
— Вы себе даже не представляете, дорогуша, что такое женская тюрьма!
— Я… Я должна подумать…
— Подумайте, подумайте.
Орлов поднялся и вышел, а спустя минуту Александра с ужасом услышала, что он приказывает старухе идти к соседке, на улицу или к чертовой матери, но чтобы до утра.
«Господи, смилуйся надо мной! — взмолилась она. — Ну чем я так прогневила тебя?! Вся жизнь, вся моя несчастная жизнь! Я больше не хочу стелить ее под ноги кому бы то ни было! Мишенька! Бедный мой братик! А ведь он просил меня поговорить с Иваном Димитриевичем! Я сама во всем виновата — мне и отвечать! Я убью негодяя! Еще одним Орловым станет меньше на свете. Я знаю, что смогу это сделать! И никто никогда даже не поймет, что это было убийство! Просто остановится сердце или перестанут дышать легкие… А потом уйду сама…» Она зажмурилась, и две
«Не губи свою душу, девочка!» Александра вздрогнула и распахнула глаза. Комната была по-прежнему пуста, но голос прозвучал так близко и явственно… Она когда-то знала его. «Земфира…»
— Земфира! — повторила она уже вслух.
— Вы звали меня, дорогая? Уже надумали? — Орлов неторопливо переступил порог. — И каково решение? Вы согласны оказать мне честь и стать супругой, чтобы в счастии и горе, болезни и старости и как там дальше-то?
— Согласна, — выдавила из себя Александра и отвернулась.
В ответ послышался негромкий сытый смешок, а потом…
— Что вы делаете? — в панике спросила графиня, стискивая пальцами одеяло.
Игорь Викентьевич аккуратно повесил на вешалку пиджак, развязал галстук и принялся расстегивать жилет.
— Собираюсь скрепить достигнутое соглашение, Сашенька. По-моему это так естественно!
* * *
В больнице, куда Чемесов поехал навестить Олега, его встретил Юрий Родионов.
— Ну, как он? — Иван пожал протянутую для приветствия руку.
— Без изменений. Если не считать того необъяснимого улучшения несколько дней назад.
— Это Саша. То есть, я хотел сказать Александра Павловна.
— Да, мне говорил Быстрицкий. Ее… ее не нашли? Никаких известий?
Иван покачал головой и, бережно погладив Олега по неподвижной руке, отошел к окну.
— Опрашивают персонал больницы, приказчиков из соседних магазинов и лавок, жильцов из дома напротив. Пока ничего.
— Не вини себя, Иван.
— А кого еще?
— Не знаю. Но ведь и ты не господь бог, чтобы заранее знать все!
— Думаешь, от этого легче?
— Нет. Я не представляю, что бы со мной было, если бы что-то подобное случилось с Агатой или с мальчишками… Прости, что заговорил об этом…
— Оставь… Тебя, кстати, уже можно поздравить с пополнением семейства? А то я что-то закрутился в последнее время…
— Нет. Ждем. Агата сказала, что не родит до тех пор, пока ты не найдешь Александру Павловну живой и здоровой. Так что ты уж поторопись, Вань, — Родионов пытался шутить, но в глазах его застыла печаль.
Он переживал за друга, состояние которого было более чем понятно ему. Как врач он слишком часто имел дело с людьми, потерявшими близкого человека. А тут еще эта совершенно изматывающая неизвестность! Жива ли она, или уж упокоилась навеки?..
— Куда ты сейчас?
— К «Яру».
— Это что-то новенькое! С каких это пор ты начал топить горе в вине?
— Не говори ерунды!
— Только не надо уверять меня, что ты внезапно воспылал страстью к цыганам!
— Нет. Мне сказали, что там сегодня будет Зельдин. Нужно поговорить с ним. Приватно.