Не будите Гаурдака
Шрифт:
Пенные гребни зеленоватых волн беспорядочно метались по поверхности моря, словно ища убежища от приближающейся бури, и не находя его, впадали в буйное беспокойство.
Чайки с заполошными резкими криками метались над волнами, будто хотели успеть доделать в последние минуты что-то очень важное, но забыли, что именно.
И только гордый буревестник, черной молнии подобный, весело выкрикивал: «Клюв даю — буря будет! Вот шандарахнет-то всех! Мало не покажется! Так им, так им, так им!»…
Масдай завис в нескольких метрах от кипящей полосы прибоя и угрюмо поинтересовался,
— Ну, как? Вы всё еще намереваетесь лететь? Если да — то счастливого вам пути. Потому что я остаюсь здесь.
Пассажиры, недовольно поджав губы и подперев щеки, принялись сверлить пристальными взорами надвигающийся шторм, словно хотели его загипнотизировать и усыпить или, как минимум, развернуть в противоположном направлении.
— Я с тобой, — первой отвела взгляд, вздохнула и сдалась Серафима. — И, поскольку нас большинство, то остальным придется подчиниться.
— Это почему вас большинство? — для проформы возмутился маг-хранитель, для которого идея полета над морем тоже с каждой секундой утрачивала привлекательность всё больше и больше.
— По площади, — резонно сообщила царевна и потянулась в мешок за картой. — Где-то недалеко, к западу, должен быть Синь-город. Там мы сможем переночевать, а утром найдем какую-нибудь посудину и прокатимся на ней… прокатимся на ней… Ну, прокатимся на ней докуда-нибудь. А там пересядем на другую… Еще докуда-нибудь. Будем добираться до Отрягии на перекладных.
— Ваши купцы тоже с отрягами не торгуют? — полюбопытствовал Иванушка.
— Купцы, может, и торговали бы, — пожала плечами Серафима. — Купцы — они и в Узамбаре купцы, ты же знаешь. Только отряги не видят смысла платить деньги за то, что можно забрать даром.
С этими словами она расстелила сложенный вчетверо кусок пергамента на спине Масдая, придавив один его край своей коленкой, другой — коленкой супруга, и уверено ткнула пальцем в какую-то точку.
— Синь-город.
Потом палец покрутился над извилистой береговой чернильной линией и уперся в одну из загогулин-бухт.
— Мы где-то здесь. До города должно быть… часа четыре лету по прямой. Так что, ковер, курс на запад!
— Уговорили, — удовлетворенно хмыкнул Масдай и, не мешкая, выполнил наказ.
Пассажиры закутались поплотнее в купленные накануне в попавшемся удачно на дороге обозе сесландских купцов теплые кожушки, изукрашенные умопомрачительно разноцветными клочками и полосками всевозможного меха, уселись поудобнее [2] , и приготовились ждать.
2
Вместо одной затекшей и почти сведенной судорогой ноги поджали под себя другую, тоже затекшую и сведенную, но в иных местах.
Сначала они приняли почерневшие макушки деревьев за следы пребывания какого-то прожорливого вредителя.
Потом увидели деревню.
Вернее, то, что от нее осталось.
Выжженная земля,
Лицо Сеньки потемнело, посрамляя приближающуюся грозу.
Она быстро сверилась с картой.
— Метляки.
Адалет раскинул руки, неразборчиво пробормотал несколько коротких слогов и склонил голову, будто напряжено вслушиваясь в одному ему ведомые голоса.
— Неделю назад… — наконец, начал говорить он, словно пересказывая поведанную ему кем-то историю. — Пришло много людей с оружием… С моря… Два корабля… Большая часть жителей убежала… на запад…
— В Синь-город. Под защиту стен, — угрюмо проговорила царевна.
— А меньшая куда? — не подумавши, уточнил Иванушка, затем сообразил вдруг, что сказал, и вспыхнул алым. — Кхм… Я… хотел сказать… Извини, Сень… Мне очень жаль…
Серафима ничего не ответила, лишь отвернулась и, играя желваками, хлопнула ковер по пыльной спине, давая знак трогаться в путь.
— С тех пор, как лукоморский флот разгромил отрягов десять лет назад под Ключ-городом, они к нам больше не суются, — оправдываясь без вины, растерянно говорил царевич, обращаясь к застывшей подобно натянутой тетиве жене. — А раньше и на нашем берегу то же самое творилось… И не только на деревни нападали — на города тоже… по рекам поднимались… У их карраков осадка маленькая… Кораблей по десять-двадцать-тридцать налетали… Всего один раз удалось их так подловить, всей массой-то… Их тогда больше полусотни в Гусиной бухте собралось — планировали набег на Трамонтанск во время ярмарки… Ни один не ушел.
— Повезло вашим, — еле слышно вздохнула царевна и снова замолчала — до конца пути.
Самый большой населенный пункт приморской полосы Лесогорья был укреплен на славу. Высокий вал, налитый свежей водой ров, крепкие стены из прочного синего камня и частые сторожевые башни не давали нежданному противнику приблизиться к Синь-городу незамеченным ни утром, ни днем, ни вечером [3] .
Но самая высокая сторожевая вышка — ничто сама по себе без глазастого и рьяного дружинника на ней.
3
Ночь — разговор отдельный, но все горожане соглашались, что три из четырех — не такой уж и плохой результат.
И еще двух — чтобы глазастому и рьяному было не скучно.
Однако, несмотря на все предосторожности предусмотрительного командования, двое компаньонов — начальник караула и его заместитель — увлеклись одной древней высокоинтеллектуальной игрой, и глазастый начинал скучать.
Звали его Егором. Записался он добровольцем в дружину всего месяц назад. Красноречивые рекрутеры обещали ему службу на благо родной страны, полную приключений и опасностей, походы, сражения и долю в добытых в боях трофеях.