Не будите Гаурдака
Шрифт:
— Жив, — кивнула гвентянка, и в следующую секунду вокруг нее закипела бурная деятельность.
Она повелительно махнула менестрелю, командуя отстегнуть от пояса флягу с вином, и сердито дернула остатки подола, отрывая кусок относительно чистой ткани.
— Кириан, найди Фикуса. Ахмет, придумай, из чего сделать носилки, — поливая тряпочку шатт-аль-шейхским вином, крепленым атланской настойкой на полыни, принялась командовать она. — Олаф, Айвен, смотрите, чтобы мне никто не мешал. Серафима…
Но царевны поблизости уже не было.
Как завороженная,
Даже усилий своего мужа и конунга сдержать напирающую толпу любопытных.
— А ну, вороны, чего вытаращились, кыш!..
— Пожалуйста, не мешайте, отойдите…
— Валите отсюда!..
Но никто и не думал ни не мешать, ни отходить, ни тем более валить [109] : оживленно переговариваясь, зеваки глазели на реанимационные мероприятия принцессы, на заморскую знать вообще и на отряга, отыскивающего свой любимый топор номер двенадцать и всю остальную коллекцию — в частности.
Некоторые, самые нахальные, пытались незаметно разжиться обломком голема на память, пока никто из администрации не видел, но приподняв даже самый маленький, тут же бросали: десяток кило стали или гранита в карман не положишь и подмышкой не унесешь.
109
В сторону, противоположную арене, естественно.
И прямо пропорционально весу выбранного и выброшенного сувенира возрастало уважение к рыжему воину, приосанившемуся и забывшему о своих ранах под сотней восхищенных взглядов.
— У-ух, здоров, кабан…
— Вблизи еще здоровше…
— Голем здоровше его был…
— Шибко ему это помогло…
— Кабы не маг, козлонога драного твой кабан бы победил…
— Да тебе-то и носоглота не одолеть, помалкивал бы, дока…
— Точно! Так ему!.. Так и скажет пусть, что на голема ставил, и неча на парня бочку катить!..
— Пожалуйста, не толпитесь, раненому нужен свежий воздух!..
— Двигайте, двигайте на свои трибуны, кому сказано!..
Там, где герои последней схватки проходили с увещеваниями разной степени культурности и терпимости, народ послушно отступал назад, но стоило им удалиться, как толпа снова, подобно прибою, накатывалась на потерянные только что позиции.
И лишь одна граница охранялась твердо и незыблемо — та, где поперек прохода лежала двухметровая потухшая серая палка — посох Агафона. Целый и невредимый, чего нельзя было сказать о тех, кто пытался его поднять, перешагнуть или обойти.
— Представление окончено, расходитесь… — в который раз повторил Иванушка, разводя руками — то ли намекая жадным до зрелищ атланам и гостям столицы, что надо бы отодвинуться,
— Э-э, нет! Никто никуда не расходится! — толпа заколыхалась, фронт разорвался, и из-за спин на песок вальяжно, по-хозяйски, выплыл Вяз и оценивающим взором окинул притихшую ораву любопытных. — Что значит — «расходитесь»? Сейчас подойдут кассиры и будут собирать плату за дополнительное зрелище, не включенное в программу. Приготовили все быстренько по два серебряных тополя, желательно без сдачи!
Даже его премудрие не нашел бы на своей чудесной шпаргалке волшебных слов, что разогнали бы несколько сотен возбужденных зевак за полминуты.
— Спасибо, — с благодарностью кивнул Иванушка.
— Вам спасибо за представление, — усмехнулся атлан, повернулся к отрягу и почтительно склонил голову. — И если ваше величество сегодня вечером часов в девять не придумает, чем достойным себя занять, то вы, я полагаю, догадываетесь, где вам будут очень рады.
— Не хотелось бы за несколько дней пустить вашего хозяина по миру, — усмехнулся отряг, снисходительно кивая в сторону завала в центре арены.
Зарождающийся ответ арбитра заглушил нервный, бьющийся на грани истерики крик, донесшийся от входа:
— Пропустите, пропустите меня!!!..
Иванушка, Олаф и Вяз тревожно вскинули головы, и увидели, как расталкивая остатки быстро дезертирующих зрителей, внутрь ворвался Фикус и помчался по разбитым, заваленным обломками скамей и ярусов ступеням, спотыкаясь о собственные ноги, точно и без них запнуться было не обо что так, что Кириан едва поспевал за ним [110] .
110
Или успешно делал вид, что хотел поспеть.
— Ваше высочество, ваше высочество… — панически хлопая себя по бокам, сбивчиво и растерянно повторял знахарь, словно заклинание. — Ваше высочество…
Добежав до барьера арены, лекарь остановился, словно налетел на невидимую стену, рука его метнулась к сердцу, а ноги едва не опустили хозяина на пол.
— В-ваше… в-высочество… Вы ж-живы…
— Нет, я умерла, — не слишком любезно сообщила принцесса, не отрываясь от обработки агафонова лба.
Фикус прикусил до крови губу и молниеносно оглянулся: менестрель, словно выбившись из сил, остановился шагах в двадцати от него и, насвистывая что-то фальшиво, задумчиво изучал потолок.
— Носоглот лишайный… — вырвалось у лекаря не от ума, но от души.
— Зато какая прыть!.. — то ли самому себе, то ли кому-то еще пробормотал Кириан.
— Ну, что ты, уснул?! — возмущенная паузой там, где рассчитывала на скорость, возвысила голос Эссельте. — Иди сюда! Доставай спирт, иглу и кетгут — быстрее! Надо зашить рану, пока он без сознания!
— Я… у меня…
— Ну же, не стой, разинув рот, давай свою сумку!
— Но… там… там нет иглы…