Не будите Гаурдака
Шрифт:
— Зеленые?.. — вытянулось лицо Адалета. — Не должны быть зеленые… У меня-то не зеленые… Хм… дайте-ка вспомнить… неужели я не скоординировал коэффициент переноса относительно корреляции преломления пучка?.. Давно я не применял это заклинание к третьим лицам, давненько… Столько не живут… Хм… Ну, что ж… Давайте попробуем еще раз, если плохо видно. Но вам еще повезло: могло быть и хуже, значительно хуже!..
— Не надо еще раз, не надо, видно замечательно! — торопливо вскинул ладони Олаф. — Только, разве что, зеленое всё… И рябит… как комары над болотом мельтешат…
— Ну,
— Его… на сколько хватит? — отчаянно мигая и кося в попытках привыкнуть к непривычному, угадал предмет беспокойства Олафа Иванушка.
— До восхода солнца. Так что, действуйте смело. Время не ждет!
У парадного Сенька оказалась первой.
41
Два других любимых конька Адалета, оставшиеся дома, в конюшне, под присмотром старого слуги — Удар молнии и Ледяной шар.
Оглянувшись, не привлекло ли их блуждание по поместью ненужного внимания, она притулилась у мраморного вазона с пышными голубыми цветами неизвестной породы и стала ждать остальных.
Вторым закончил осмотр выделенного ему огорода размером с одно из лукоморских княжеств, Иван.
— Ничего? — коротко шепнула она ему из тени пузатой мраморной посудины.
Он вздрогнул, повернулся в сторону голоса, и покачал головой, приложив одновременно палец к губам.
Третьим к финишу, добросовестно обойдя надворные постройки, составляющие отдельный самостоятельный город утилитарного назначения, пришел отряжский королевич.
Сенька приветствовала его тем же вопросом, что и мужа.
— Ничего… — недовольно сдвинув брови, мотнул лохматой головой тот. — Говорю же я — шарлатанка она, эта…
— Тс-с-с-с… — озвучил свой жест Иван.
— Сам знаю, — буркнул отряг и отвернулся, разглядывая почти сияющую при свете серебристой луны белую уютную усадьбу Фреев.
Он окинул неприязненным взглядом колоннаду на крыльце, критично прищурился на увитые жимолостью размером с яблоко декоративные башенки по углам, осуждающе поморщился при виде золоченых чаш с орхидеями перед лестницей, сурово скривился в ответ алебастровой ухмылке упитанных львов у входа, и презрительно оттопырил нижнюю губу в адрес лепного вычурного карниза:
— Мещанство.
— Тебе не нравится? — удивился Иванушка. — По-моему, довольно симпатично. Для здешних мест.
— Финтифлюшки, — пренебрежительно покосился сначала на лукоморца, потом на семейное гнездышко двух богов юный воин. — Как у вас, изнеженных южан. Настоящий отряг отвергает роскошь.
— Но ты же сам говорил, что если богу в вашей стране никто не поклоняется, то он хиреет, чахнет и теряет силы? — едко напомнила Серафима рыжеволосому королевичу прочитанный им несколько часов назад краткий курс отряжской теологии. — Что-то это семейство
Олаф смутился и непроизвольно потянул себя за перевязанную тонким сыромятным ремешком у левой щеки прядь толщиной с карандаш — неожиданный изыск, подозрительно напоминающий стиль «а-ля Мьёлнир».
— Ну… некоторые люди… может быть, и хотят… чтобы у них были какие-нибудь… вещи… А, еще ведь крестьяне у нас есть!.. Еду выращивают там… огороды разводят… скотину… еще, наверное, что-то делают… Но настоящего отряга это недостойно.
Серафима хотела ответить едко, что, похоже, единственное, что настоящего отряга достойно — это грабить других, но под укоризненным взглядом Иванушки прикусила язык.
— Не время сейчас ссориться, Сень, — тихо шепнул он ей на ухо.
— Тебя послушать — так ссориться никогда не время, — недовольно буркнула она, но, сознавая справедливость слов мужа, отвернулась, кипя и глотая так и рвущиеся на язык колкие и обидные слова в адрес удовлетворенно замолкшего рыжего здоровяка.
Сверху накатила волна холодного воздуха, и на них спикировал и остановился в нескольких сантиметрах от земли Масдай.
— Ну, что, обошли?.. — первым начал задавать вопросы Адалет.
— Обошли, ничего нет, — за всех отчитался Иван. — А у вас?..
— Нашел спальню, на первом этаже, там всё тихо. Вроде, уснули. Цверги, похоже, обитают у них где-то в районе кухни, но и там всё спокойно. Я открыл окно в другом крыле дома — начнем оттуда. Садитесь скорей. Утро не за горами, — торопливой азартной скороговоркой протараторил волшебник и махнул рукой.
Масдай завис у распахнутого настежь окна коридора третьего этажа.
Первой внутри дома оказалась Серафима. За ней последовал супруг. За ним, забодав в процессе чуть не насмерть раму рогами своего шлема, на золотистую ковровую дорожку с подоконника грузно спрыгнул Олаф.
— Осторожно!!!..
Только Сенькино проворство уберегло фарфоровую вазу на пьедестале между окнами от скоропостижной гибели, а их отряд — от такого же скоропостижного обнаружения.
— Ты смотри глазами-то, куда граблями машешь!.. — ласково попеняла она ему, поднимаясь с пола в обнимку с кусочком, едва не превратившимся в осколки, древней вамаясьской культуры.
— Понаставили тут всяких склянок!.. Хапуги…
Горя не столько от возмущения, сколько от смущения, отряг осторожно, чтобы не задеть ненароком еще чего-нибудь, легко роняемого и разбиваемого, в изобилии расставленного по длинному узкому коридору, прижался широкой, как простенок между окнами спиной к противоположной стене.
— Может, тебе лучше снаружи остаться? — сочувственно сравнил ширину коридора и плеч королевича Иванушка. — Пока не поздно?
— Сидя на ковре, кольцо не найдешь, — с тоской кинув последний взгляд на Масдая и устроившегося на нем Адалета, проговорил Олаф, и решительно двинулся направо, бормоча что-то себе под нос — то ли ругательства в адрес фальшивых пророков, то ли имя кольца.
— Граупнер!.. — негромко позвала и Сенька, прислушалась, и зашагала легкой неслышной поступью налево.