Не будите Гаурдака

Багдерина Светлана Анатольевна

— Ваше высочество?.. — в состоянии легкой — или не очень — контузии и помрачения рассудка, слабо попытался вмешаться в монолог Гаурдак. — Мы говорили про… про… что-то другое, кажется…

— Про другое? — непонимающе нахмурилась принцесса. — Про что — другое? Это ты специально мне голову морочишь, чтобы сбить с толку?

— Кто кого с толку? Я тебя — с толку?! —

не выдержал Гаурдак.

— Ну не наоборот же! — презрительно фыркнула принцесса. — Вот скажи мне, о чем я говорила, прежде чем ты пристал ко мне со своими голубями?

— Я пристал?! — возвысился баритон почти до фальцета.

— Нет, я! — полным презрения тоном сообщила гвентянка.

— Хорошо… я пристал… извини… не буду… исправлюсь… — словно наступая на горло, грудь, поясницу и прочие, еще более нежные части тела собственной песне, сквозь стиснутые зубы покорно согласился полубог.

— Так о чем мы говорили? — смилостивилась девушка.

— Об исполнении желаний? — почти жалобно напомнил Гаурдак, впервые за тысячу лет испытывая желание более сильное, чем простой выход на волю. — И, может, об этом мы и будет разговаривать?

— А, ну да, — кивнула Эссельте. — Пока ты меня не перебил, я хотела сказать, что гортензия… гипертензия… гипотенуза… гипотеза! Это была гипотеза!

— Что? — осторожно, словно выглядывая из-за угла во двор, забитый гиперпотамами, уточнил баритон, изрядно осипший и подрастерявший свое бархатное обаяние.

— Что я — тупая! — буркнула принцесса.

— Конечно, гипотен… гипотеза! — поспешно согласился полубог, чувствуя, что или эпитет «тупая» нуждается в серьезном дополнении, вроде «чрезвычайно», «невероятно» или «на редкость», или в переадресации, но скорее — и в том, и в другом.

— Ну так я и объясняю тебе, что если у меня нет никаких способностей, то как я могу быть лекарем?! — словно не было десятиминутного лирического отступления, подхватила провисшую нить логики девушка.

— Ну, значит, никак… — побежденный и раздавленный, вздохнул баритон, с тоской вспоминая об оставшемся позади тысячелетнем мире и покое.

— А как тогда насчет моего желания — закона? — насупилась принцесса. — Ты же обещал! Я хочу быть целителем!

— У тебя и будет желание, закон для меня — только какое-нибудь другое желание, — спешно напомнил голос.

— Не хочу другое!!! — яростно притопнула Эссельте. — Хочу

целителем, и больше никем!!!

— Хорошо, хорошо! — сдал на попятную Гаурдак. — Будешь целителем!

— Это как? — не поверила принцесса.

— У тебя будет свой кабинет… большой! — поспешно добавил он, — светлый, увешанный травами и уставленный ретортами, и перегонными кубами, и… чем там еще! Будет разрешение гильдии, будут помощники и ученики, будет красивая вывеска над входом, будет всё, как у любого другого знахаря!

— Не хочу, как у всех — хочу лучше!

— Будет лучше!

— А на вывеске будет что нарисовано?

— Что?..

Гаурдак замычал, как не выучивший урок школьник, получивший вызов к доске.

— На вывеске… будет… будут… будешь изображена ты! В облаке цветов! И лекарственных трав! И облаков! И…

— А в анфас или профиль?

— В полуоборот? — наугад предложил он.

И промахнулся.

— Не подходит! Я в полуоборота некартиногенична! У меня брови кривыми кажутся и нос длинным!

— Но у тебя нормальные брови и нормальный нос!

— Ага, нормальный! Значит, кривые и длинный!

— Но я сказал «нормальный»!..

— Если бы они были нормальными, ты бы так не сказал!

— А… как бы я сказал?.. — чувствуя, что эпитет «тупой», равно как и «еще тупее» и «тупее на Белом Свете еще не встречалось» следует применить все-таки к нему, обреченно поинтересовался баритон.

— Ты должен был догадаться сам! — надулась гвентянка. — И всё, мне такая вывеска не нужна! Мне ни к чему, чтобы все королевство считало, что мало того, что я бестолкова, неспособна и неуклюжа, так у меня еще и кривой нос и длинные брови!

— Да, конечно. Как скажешь. Не нужно. Ни к чему. Твое желание для меня — закон, — как целая стая утопающих за единственный спасательный круг, уцепился полубог за дежурную фразу.

— И больные ко мне приходить станут? — переменила вдруг тему Эссельте.

— Конечно! В очередях будут сидеть! И слава о тебе пойдет по всему Белому Свету! — с облегчением прыгнул на безопасную твердую почву Гаурдак.