Не будите Гаурдака
Шрифт:
Не забыв при этом стукнуться лбом о притолоку.
Дорога, вышедшая из Бюргербрюге ровной прямой широкой полосой, недолго продолжала свое образцовое поведение.
Через десяток километров выложенный утрамбованным в грязь булыжником путь начал незаметно сужаться, петлять, и кончил тем, что, возжелав перемен и разнообразия после долгой скучной равнины, принялся сначала неспешно, а потом всё энергичнее и увлеченнее, карабкаться вверх.
Впрочем, у него было веское оправдание такому легкомысленному для солидного торгового
Горы горам рознь, как сказал неизвестный философ.
Бывают горы — аристократы своего рода: холодные, седоголовые, отстраненные, неприступные, равнодушно взирающие на копошащихся у их подножия суетливых двуногих и окатывающие их ледяным презрением лавин и обвалов, если те осмеливаются нарушить незримую, но прекрасно известную обоим классам дистанцию.
Бываю горы одомашненные. Приземистые, обросшие лесом, кустарником и избушками охотников, они радушно приветствуют всех, кто, проходя мимо, заскочит на пару дней-недель-десятилетий, чтобы разделить с ними их стариковское одиночество, щедро одаряя нетерпеливых гостей пушниной, дровами или рудой — что кому надобно.
Но случаются и горы совсем иные: беспорядочная груда бесформенных, безликих, бесполезных камней всех вообразимых и не слишком форм и размеров, хаотично наваленных в неопрятные и непреодолимые массивы, словно какой-то сверхгигант или бог делал уборку в своем доме, замел весь скопившийся за сто тысячелетий мусор на совок и, не глядя, высыпал его содержимое на задний двор.
Горы без лица и стиля.
Горы — люмпены.
Если бы они были людьми, они стали бы уличными грабителями.
Экспедиционный корпус по нейтрализации Гаурдака оказался именно в таком негостеприимном окружении.
— Вот ведь хвост-чешуя… — Олаф уныло задрал голову в поисках пропавшего из виду еще три часа назад горизонта, и на мрачную его физиономию посыпались, как из прохудившегося сита, редкие холодные капли дождя.
Он фыркнул и поспешил утереться рукавом.
— И кто придумал наворотить именно здесь такую хелову кучу камней?.. — сквозь зубы проворчал отряг.
— Ага! Ты это заметил? Не ждал от тебя, не ждал!.. А ведь, меж тем, это безумно интересная история! Глядите внимательно!.. — остановил своего скакуна и с готовностью затараторил Адалет, увлеченно тыкая посохом то направо, то налево. — Современная наука полагает, что при катаклизме, который сопровождал Большой Эксперимент, горные породы в середине бывшего шара слиплись от сверхвысоких температур, и когда тот распался на два полушария, так и остались на нашей половине…
Было похоже, что от затянувшегося дорожного молчания он страдал не меньше, чем от тягот горной дороги, преодолеваемой верхом не на ковре-самолете, а на мерине-самотрясе.
Путники остановили своих лошадей и честно попытались по совету мага углядеть внимательно что-нибудь еще более безумно интересное, чем лысые серые камни и разбитый неровный лотранский хайвэй.
— …Но, чтобы проверить правильность данной гипотезы, надо отправить экспедицию на Левое полушарие и убедиться, есть
И волшебник заговорщицки подмигнул рыжему воину и хитро ухмыльнулся.
Грозного отряга, казалось, поразила внезапная глухота.
С не менее каменным лицом, чем весь окружавший его ландшафт вместе взятый, он грузно начал сползать со своего старого тяжеловоза — единственного коня из стойл мастера Клааса, способного без немедленного приступа радикулита нести двухметрового всадника в полном походном снаряжении. Но когда до заветной земли оставались считанные сантиметры, нога его попала на вывороченный из дороги булыжник, подвернулась, и всё вымученное самообладание и невозмутимость покинули Олафа в одно дыхание.
— Хель и преисподняя!!!.. — свирепо взревел он и ожег нависающие над их головой голые негостеприимные скалы таким взглядом, словно они учинили ему и всему его роду смертельную личную обиду и собирались проделать этот трюк еще раз и неоднократно.
Получасовые верховые прогулки по городу медленным шагом на заморских трофейных конях для демонстрации мощи и богатства правящего дома, и путь длиной почти в полдня — вещи определенно разные, отчетливо ощутил он на собственном опыте [Или, как с ухмылкой прокомментировала бы Сенька, и на опыте тоже].
Скрывая от друга сочувственный взгляд, Иванушка быстро проговорил:
— Что-то я тоже притомился. Может, привал устроим?
Потухшие были глаза волшебника вспыхнули радостным огнем.
— Привал — замечательная идея! — потер он мокрые ладошки и — Иванушка мог бы поклясться! — телепортировался под копыта своего иноходца.
— А, может, лучше еще немного проедем? — как бы невзначай предложила царевна, но под кровожадными взорами отряга и чародея поспешила пояснить: — Я карту Адалета смотрела. Вот, полюбуйтесь сами.
Иванушка взял атлас гужевых дорог Забугорья из рук жены и развернул на шее коня, бережно прикрыв полой плаща от всепроникающего дождя.
Царевна ссыпала в карман мелкие камушки, которыми лениво жонглировала по дороге, и принялась комментировать представшую взору супруга картину, тыкая для наглядности пальцем в замызганный ломкий пергамент.
— Мы сейчас здесь, вот на этом крутом повороте между двумя почти отвесными стенами. Если карта не врет, то километра через полтора у нас ожидается перевал, потом, почти сразу — долина, в ней — деревня, а уж там усталым путникам найдется что-нибудь помягче под себя подложить, чем мокрая каменюка.
— Перевал?..
— Долина?..
— Деревня?..
Маг и конунг переглянулись, вздохнули и медленно, но мужественно кивнули.
— Давай свою долину…
— Если только меня кто-нибудь телепортирует обратно…
Карта не врала.
Она слегка кривила душой и масштабами.
Вожделенный перевал случился километра на три позже, чем было обещано куском древнего пергамента, собственностью и — не исключено — ровесником славного мага-хранителя.