Не будите спящую принцессу
Шрифт:
Пулькер согласился вести протокол, но в кабинет после первого визита заходить отказывался, шелестя бумажками в гостиной. Так что вести осмотр и допрос свидетельницы пришлось мне. Конечно, я попыталась узнать, не было ли что-нибудь украдено. Хотя было у меня ощущение, что такие преступления совершаются не ради денег.
От экономки толку было мало. Она все время всхлипывала и что-то несла насчет того, как трудно отмывать кровь с тисненых обоев. Все же мне удалось узнать, что особых ценностей в доме не хранилось, что вроде бы ничего не пропало,
— А кто наследует господину Шнауцеру? — спросила я.
Гунна Остгот перестала плакать.
— Не знаю... наверное, его сыновья.
— Вот как? Я думала, у него нет детей.
— Отчего же? Двое сыновей. Только они лет пятнадцать как переехали в Букиведен.
Это было нехарактерно для Киндергартена, где дети обычно продолжали дела отцов.
— В любом случае надо их известить.
Тут приехали за телом, и мы с мобилизантами, завернув останки в простыню (экономка очень не хотела ее нам давать), сложили их в повозку.
Пулькер тем временем опечатал дом — вдова Остгот ушла ночевать к соседям, заявив, что не останется рядом с этакими страстями. Поскольку слухи уже распространились по городу, мы не стали этому мешать.
Скорбная повозка покатила к лечебнице, а мы пошли по улице, прочь от дома Профанация Шнауцера. Впереди шел Бабс с фонарем. По моему мнению, было довольно светло: лето все-таки, но так было принято в Киндергартене — ходить по ночам с фонарем.
— Сыновья Шнауцера ничего не получат, — внезапно произнес Пулькер. (Оказывается, он все слышал из гостиной.) — Я сам заверял его завещание. Я знаю, что разглашать его прежде времени противозаконно, но при таких обстоятельствах...
— Почему же папаша лишил их наследства?
— Не знаю. Помнится, они крепко поссорились. Но это было давно...
— А кому он завещал свое состояние?
— Большей частью отдал его на благотворительность. Ну, и кое-что получит за верную службу Гунна Остгот.
— А ей об этом известно?
— Не знаю, — повторил Пулькер. Потом оживился. — Вы думаете, она причастна?
— Если она приехала именно тогда, когда утверждает — а это нетрудно проверить, — то Шнауцер к тому времени был уже мертв. Его убили, по-видимому, прошлой ночью. Ну, и у нее просто не хватило бы сил на подобное.
— У меня тоже, — он посмотрел на свои пальцы, измазанные чернилами.
— И у меня, — утешила я его. — И ни у кого из известных мне жителей Киндергартена. То-то и оно, Пулькер, то-то и оно.
Хотя вернулась я к себе на квартиру глубокой ночью, спать почему-то не очень хотелось, и я составила список того, что нужно было сделать в ближайшее время:
«1. Узнать побольше об этом Шнауцере. Я почти не видела его и не была с ним знакома. Его характер, привычки, распорядок дня.
2. Проверить, действительно ли Гунна Остгот провела предшествующие дни в деревне (в какой?) и когда в точности она вернулась.
3. Собрать сведения о сыновьях Шнауцера. Проживают ли они по-прежнему
Все это как будто было правильно, но не очень меня устраивало. Разумеется, пропавшие сыновья внушали наибольшее подозрение. Как ни крути, у них были причины для преступления. Если они не знали о завещании, могли убить из жадности. Если знали — из мести. И будь Шнауцер убит более привычным образом — дубиной по черепу, кинжалом под ребро, я бы уцепилась за версию с сыновьями. Но, как говорят на Ближнедальнем Востоке, случилось то, что случилось.
А чтобы оторвать голову взрослому мужчине, пусть старику, нужна нечеловеческая сила.
Нечеловеческая.
Когда наутро я предстала с этим списком и со вчерашним отчетом перед взором Вассерсупа, он не выразил энтузиазма.
— Весьма неприятное стечение обстоятельств, — пояснил он свое нерасположение. — Мануфактур-советник — это не портняжка какой-нибудь.
— И на несчастный случай труп не спишешь.
— Бросьте, милиса, язвить. Если бы тело обнаружил кто-то из городских служащих, можно было бы как-то удержаться в рамках. А так — город полон слухов, скоро они расползутся по всему герцогству.
— Да, радости мало. Но если мы найдем убийцу — или убийц, все сразу успокоится.
— Тут я спорить не стану. Но, боюсь, отыскать преступника самим — не в наших силах. В Киндергартене никогда ранее не случалось ничего подобного. Я не хочу сказать, что история города не знает убийств. Бывало, что заезжий грабитель подстерегал на ночной улице припозднившегося бюргера, или лесорубы, пропивая выручку, доходили до некоторых излишеств.
— Или некий портной получал арбалетную стрелу промеж глаз...
— Довольно! Я повторяю: сами мы не справимся. Здесь требуется специалист.
— А я, по-вашему, кто?
— Я не хочу обидеть вас, но, думается мне, теперь понадобится нечто большее, чем вынос пьяниц из «Ушастой козы».
— Полагаете, мне в жизни только этим приходилось заниматься?
— Отнюдь. — Бургомистр устало потер переносицу. — Но, честно говоря, кто вы, сударыня?
Я подумала, что он начнет выяснять мое происхождение, но вопрос касался моего нынешнего статуса.
— Вы — частное лицо, исполняющее поручения других частных лиц, либо, время от времени, поручения городского самоуправления. А нам понадобится некто, наделенный властными полномочиями.
— Так наделите меня ими! Господин Вассерсуп, я понимаю, что при отсутствии полицейской службы в Киндергартене вести расследование будет трудно. Но, уверяю вас, мне приходилось справляться с не меньшими трудностями.
— Хватит споров, милитисса Этелинда. — Оказывается, он помнил имя, прописанное в документах. — Они бесполезны и беспредметны. Нынче на рассвете я с нарочным отправил письмо в Букиведен, с просьбой прислать дознавателя. Ибо чует мое сердце, дело это — не местного масштаба.