Не было бы счастья

Лагутина Елена

— Серегин, Александр Николаевич, — четко представился тот.

— Да-да, Александр Николаевич, — пробормотала смущенная Лариса. — Извините.

— Да о чем речь? Вы вчера такого натерпелись, что удивительно, как в лицо меня запомнили. Скажите лучше, что врачи говорят? Можно будет потерпевшему несколько вопросов задать?

— Наверное, да. Только… я теперь знаю, кто это был и почему он стрелял. Герман Александрович, расскажите!

— Одну минуточку. — Серегин вытащил из кармана ручку и пристроил на колене большой блокнот. — Я вас внимательно слушаю.

Герман Александрович коротко, без отступлений, изложил историю одиннадцатилетней давности. Достал было

из кармана листок бумаги и начал диктовать относящиеся к делу фамилии и даты, которые специально выписал вчера ночью, потом спохватился: «Что это я!» — и отдал листок Серегину. Отдал ему и портрет Андрея Карманова.

— Одиноков, говорите… — задумчиво протянул Серегин, разглядывая рисунок. — Сам я лично с Виктором Васильевичем незнаком, это другое отделение. Но думаю, что…

— Так, так, так! Все заинтересованные лица в сборе! — Это вернулся врач. — И так заняты разговорами, что даже не заметили, как вашего больного в палату перевели! Номер восемь, вон там. — Он махнул рукой в конец коридора. — Можете к нему зайти, только не все сразу. И имейте в виду, состояние у него хорошее, но при этом всякое утомление может вызвать нежелательные последствия. Всем понятно?

Обращался-то он вроде бы ко всем, но смотрел только на милиционера. Впрочем, того это не смутило.

— Понятно, — миролюбиво сказал он. — Наверное, пусть родственники сначала зайдут, поздороваются, а потом уж я. Ненадолго.

* * *

День в итоге получился очень суетливым и, как выразилась вечером Лариса, вернувшаяся ночевать к Герману Александровичу, «беговым». Первым делом они поговорили с Ярославом и убедились, что у него все в порядке, а он, в свою очередь, удостоверился, что и у них все хорошо. Серегин в это время под неодобрительные взгляды сестер оккупировал телефон в ординаторской. Он довольно быстро отыскал Одинокова, и они вдумчиво и с пользой побеседовали. Потом он действительно совсем недолго поговорил с Ярославом и увез Ларису, как «единственную транспортабельную свидетельницу преступления», на встречу с Виктором Васильевичем.

Одиноков уже ждал их. Хотя Герман Александрович сказал вчера, что они с Ярославом были почти ровесники, выглядел он существенно старше. Может быть, потому, что уже заметно облысел со лба, а может, просто усталый вид прибавлял ему несколько лет. Какое у него было звание, Лариса так и не узнала — он был в штатском, а при знакомстве назвал только свое имя-отчество. Впрочем, нельзя сказать, что это ее очень волновало.

Она снова очень старательно и подробно изложила вчерашние события, Серегин дополнил их показаниями Ярослава. Лариса с интересом выслушала продолжение истории со слежкой. А когда узнала, каким образом Ярослав с Володькой получили те знаменитые синяки, только головой покачала: «Вот болваны!» Потом все трое еще поглазели на изображение Карманова.

Одиноков кивнул:

— Точно он, как живой. Интересно, как он сейчас выглядит?

Серегин с деланной небрежностью перевернул несколько листков в своем блокноте.

— Примерно так. Козырев нарисовал. Ему не очень удобно было, да больно, наверное, так что довольно схематично получилось, но сходство, думаю, есть. Что скажете, Лариса Михайловна?

— Есть, — сказала Лариса.

Рисунок действительно был сделан не слишком аккуратно и четко, и с точки зрения художественной казался недостаточно качественным. Однако в том, что он мог облегчить проведение следственно-разыскных мероприятий, сомнений не было.

— Хорошо все-таки, когда потерпевший

умеет рисовать, — с удовлетворением заявил Серегин. — Не надо со словесными портретами мучиться, фотороботами всякими… все разно на них никого узнать невозможно.

— Ну почему? — не согласился Одиноков. — Ловили мы одного маньяка по фотороботу. Объявления развешивали, по телевизору показывали. А когда поймали, сравнили, очень похож оказался. Даже странно, как ему удавалось по улицам ходить столько времени и никто его не узнал. — Он почесал переносицу, посмотрел еще раз на портреты, лежащие рядышком на столе. — Ладно, к нашему случаю это, как говорится, отношения не имеет. Я, пока ждал вас, выяснил кое-что. Освободился Карманов три месяца назад, вышел на свободу с чистой совестью. Семья его переехала тогда же, когда их с братом посадили, в город Вольск. От позора, как я понимаю, уехали туда, где их никто не знает. Но от сыновей не отказывались: письма, передачи, свидания, все как у людей. По документам, Карманов выехал к ним, но по прибытии в милицию не явился, на учет не встал. Участковый обещал сходить к родителям, выяснить все, что можно И еще я взял дело из архива, то, старое. Может, найдутся какие зацепки, где его искать. Адреса друзей-подружек.

— Думаете, он не поехал к родителям, а вернулся сюда и по старым товарищам пошел?

— Сидел же кто-то за рулем той машины. А непроверенных людей на такие дела не берут.

— Да и сама машина… Вряд ли Карманов на «Москвиче» из колонии вернулся, здесь нашел.

— Машину и угнать можно…

Лариса шевельнулась на стуле, и оба следователя повернулись к ней.

— Собственно, Ларису Михайловну мы, пожалуй, можем больше не задерживать? — нейтрально спросил Серегин.

— Да, конечно, сейчас я ей пропуск…

И Ларису, предварительно уточнив, по каким телефонам ее можно будет без проблем найти, вежливо выставили из кабинета. Она успела вернуться домой и до прихода первой группы учеников переодеться (желтый сарафан выглядел, конечно, очень эффектно — поэтому она вчера ею и надела, — но сейчас не совсем уместно), а главное, прикинула, как ей раскидать как можно больше учеников среди подружек-репетиторов. Лариса звонила, договаривалась, просила, извинялась, обещала, объясняла… С некоторым скрипом, но все почти улаживалось.

Нашла минуту позвонить и Наталье. Коротко рассказала ей о последних событиях, велела передать Люське, что синяк под глазок Володьке поставил тот самый убийца, и поделилась идеей, которая пришла ей в голову вчера. В смысле, пусть Люська представит, что это ее неверный муж лежит сейчас в реанимации между жизнью и смертью…

— Что, со Славой так плохо! — встревожилась Наташа.

— Да нет, его уже в общую палату перевели, не завтра, так послезавтра выпишут. Это я к тому, что пусть Люська себе представит чего пострашнее… Знаешь, как его без сознания увидела, до меня сразу все дошло.

— А что, ты раньше в своих чувствах сомневалась? Впрочем, ты права, это может сработать.

Потом начали подтягиваться ученики. С двумя группами по четыре человека пришлось провести занятия, этих надо было доводить до экзаменов самой. Составив для них новое расписание и выпроводив, Лариса быстро покидала в сумку необходимые вещи и поехала в больницу.

Ярослав капризничал. Он не хотел есть жидкий больничный супчик в обед и пшенную кашу-размазню в ужин. Матрац был весь в комках. Соседи храпели, когда спали, и разговаривали, когда бодрствовали. Солнце слишком ярко светило в окно, а нянечка целый день шмурыгала своей тряпкой под кроватями. И больничный туалет ему тоже не понравился.