Не было бы счастья
Шрифт:
Из монологов выяснилось, что дядя Осип почти всю жизнь проработал в гостинице «Националь». Прошел долгий путь от мойщика посуды II разряда до шеф-повара. За это время он перечистил состав овощей, нажарил Эверест котлет и наварил Байкал борща, похоронил жену и сына, погибших в автокатастрофе, и недавно вышел на пенсию, однако продолжает свою кулинарную деятельность, чтобы не сидеть без дела в одиночестве.
Потом мы поговорили о природе средней полосы России и вспомнили, что уже, наверняка, пошли колосовики. Дядя Осип углубился в воспоминания, какие замечательные блюда ему приходилось готовить из белых грибов. За
Совесть призвала меня заняться полезным делом, и мы с Гошей отправились на поиски библиотеки.
Она нашлась на втором этаже, недалеко от малой гостиной. По замыслу дизайнера, библиотека должна была быть уютной комнатой с удобными креслами, изящными столиками с настольными лампами, богатыми коврами и драпировками на окнах. Все впечатление портило ощущение, что здесь произошло нечто драматичное. Почти все книги из книжных шкафов снесла какая-то неведомая сила. Они валялись на полу, покрывали ковры и мебель бугристым слоем.
Книги валялись как попало, многие раскрыты. Их покрывал легкий слой пыли. Видимо, никто к ним не притрагивался после книгоизвержения. Что же за ураган прошелся по книжным полкам?
Гоша расчистил себе местечко на кресле, улегся и задремал. Время от времени он многозначительно шевелил бровями.
Не зная, с чего начать, я решила разложить книги по языкам в первоначальные кучи. Мне попадались издания на английском, немецком, французском, итальянском и русском языках. Тематический разброс - от древнеримского права до сентиментальных романов. Однако я не нашла ни одной книги, выпущенной после гражданской войны. Работа продвигалась медленно, так как под руку подворачивалось много интересных книг, я начинала их листать, и увлекалась.
Я забыла про обед и засиделась бы допоздна, но в комнату заглянула Глаша. В обрезанных валенках она перемещалась по дому беззвучно, как бесплотный дух, ловко припадая на правую ногу.
– Барыня просили надеть что-нибудь поприличнее, - покосилась она на мои шорты и майку.
– В Трофимовку, в церковь поедите, свечку за упокой души невинно убиенных поставите. Мустафа уже лошадку запряг.
Я облачилась в сарафан, повязала на голову платочек, попросила Гошу не скучать и поспешила к парадному входу. Солнце уже клонилось к закату, легкий ветерок приятно холодил плечи.
Мустафа держал лошадь под уздцы. Он покосился на меня из-под облезлой шапки-ушанки и пробормотал в растрепанную черную бороду, которая начиналась у самых глаз:
– У, Шайтан!..
Под его угрюмым взглядом я поежилась и пожалела, что не дождалась Эмму Францевну внутри дома.
– Душенька, ты крещеная?
– спросила бабушка, выходя из дверей.
Я кивнула головой, деликатно рассматривая дальнюю родственницу. На ней было надето кремовое кисейное платье в стиле времен первой мировой войны, изящная соломенная шляпка крепилась в уложенных седых волосах при помощи внушительного вида булавки с набалдашником слоновой кости, а в руках она держала кружевной зонтик от солнца. Опять меня посетила мысль, что для столетней старушки она слишком молодо выглядит. Глаша тоже не тянет на долгожительницу, уж больно любопытна и шустра, не смотря на
Мы сели в коляску. Мустафа устроился на козлах. Он подергал вожжи, почмокал губами, и лошадка потрусила в сторону деревни.
– Совсем забыла спросить тебя, матушка, - продолжила расспросы Эмма Францевна.
– А замужем ли ты?
– Нет.
– Что ж и зазнобы у тебя нет?
– Нет, - опять односложно ответила я.
Мне совсем не хотелось вдаваться в подробности личной жизни и признаваться в полном провале своих матримониальных планов. Кто ж мог подумать, что моя «зазноба», который морочил мне голову целый год, оказался женат и имел двух малолетних детей?! Банальная история, сотни раз отображенная в классической литературе. Однако я умудрилась вляпаться в некрасивую ситуацию и теперь изо всех сил зализывала душевные раны.
– Вот и славно, не люблю посторонних мужчин в доме… Какая ты, однако, скрытная, - посетовала Эмма Францевна, а я покосилась на возницу.
– Можешь на этот счет не волноваться, - перехватила она мой взгляд.
– Он по-русски почти не понимает, Глаша с ним на пальцах объясняется. Левушка привез его из какой-то Тмутаракани.
Почему-то уверенность Эммы Францевны мне не передалась. Спина татарина в сером ватнике очень напоминала мне ту же часть тела Гоши в тот момент, когда он делает вид, что хозяйский разговор ему совершенно не интересен. Я была уверена, что уши Мустафы ловят каждое наше слово. Однако я не стала высказывать своих подозрений вслух, а спросила:
– Что за служба у Льва Бенедиктовича? Кем он работает?
– Ты еще не поняла?
– усмехнулась бабушка.
– Да филер же он, топтун… В частной сыскной конторе работает.
Лошадь, не спеша, перебирала ногами. Коляска плавно катилась по дороге, пахло свежескошенной травой, летним зноем и сухой землей.
Наш экипаж миновал мостик через речку Бездонку, обогнул зеленое поле и въехал в деревню.
Трофимовка состояла из десятка домишек, сложенных из теса. Не скажу, чтоб совсем развалюхи, но и зажиточными их тоже не назовешь. При каждой избе имелся огород и небольшой сад фруктовых деревьев. В двух дворах копались женщины. При нашем появлении они распрямили спины и проводили повозку долгими взглядами из-под ладоней.
Больше никого не было видно, кроме кур, гусей и ленивых собак, которые валялись в тенечке и даже не лаяли на лошадь. Мне показалось, что в нескольких домах колыхнулись занавески на окнах. Неприятное чувство поселилось в душе: молчаливая деревенька, неприветливый народ.
Коляска проехала деревеньку насквозь, повернула в сторону и остановилась около церковной ограды. Мустафа отвел лошадку в тень старой ветлы и разлегся на траве, очевидно, приготовившись к долгому ожиданию. Мы зашли в прохладу храма. Внутри никого не было.
Церковь была недавно отреставрирована. Пахло известкой и древесными стружками. Росписи еще не восстановили, зато иконостас поражал богатством.
– В чью честь церковь?
– поинтересовалась я.
– В честь великомученика Авеля. Это русский Нострадамус, замечательный был человек, удивительные вещи предсказывал… Вот здесь, в раке, хранятся его рукописи.
Эмма Францевна подвела меня к нише в стене. За толстым стеклом, вмонтированным в стену, на красном бархате лежали две книжечки в потрескавшихся кожаных переплетах.