Не было бы счастья
Шрифт:
От кухни до барского дома было рукой подать. По боковой лестнице мы поднялись в светелку. Я уселась в кресло с прямой спинкой и пригорюнилась.
Чье же место я заняла? Что случилось с настоящей Лизой? Почему дядя Осип и Глаша не заметили подмены? Надо ли их разубеждать в ошибке или оставить все, как есть? Не в этом ли задумка Эммы Францевны? Уверить всех, что я - Лиза после пластической операции.
Чтобы чем-то заняться, я решила разложить свои вещи в ящики комода. В нижний ящик я положила свитера и брюки, в средний - майки и шорты, а в верхний - нижнее белье и пижамы.
Верхний ящик, почему-то, не хотел задвигаться на место. Пошарив
На фоне одноэтажных домиков с вывесками на немецком языке стояла пара. Пухленькая девушка приникла к плечу молодого человека и смотрела на него обожающим взглядом. В профиль девушка выглядела немного длинноносой. А молодой человек улыбался в объектив… Ну, на такого мужчину я бы тоже смотрела собачьим взглядом. Высокий лоб, грива роскошных волос, бородка и усы а-ля д`Артаньян, аристократический нос и глаза, от выражения которых девушки обычно приходят в безумное состояние.
В дверь постучали. Повинуясь внезапному порыву, я сунула фотографию в карман джинсов.
В светелку просочилась Глаша. Смотрела она уже гораздо приветливее.
– Барыня просят кофейку откушать.
Гошу я оставила в светелке и поспешила за домоправительницей. Она привела меня в чудесную комнату, полную света, который лился через высокие окна. Стены оббиты светло-зеленым муаром. Главным украшением комнаты были изящные стеклянные горки, на полочках которых красовалась замечательная коллекция кузнецовского фарфора. Посередине комнаты стоял столик, сервированный на две персоны, и два кресла, одно из которых занимала моя двоюродная бабушка, второе, видимо, предназначалось для меня.
Эмма Францевна сидела с королевской непринужденностью в белой кружевной блузке и длинной темной юбке. Ворот блузки был сколот булавкой с большим синим камнем.
– Садись, милая, - предложила она.
– Тебе чай или кофе? Не стесняйся.
Я постаралась не стесняться и чувствовать себя также непринужденно в джинсах и майке. Из серебряного чайника я налила себе ароматного напитка в чашку прозрачного фарфора и приготовилась вести светскую утреннюю беседу. Эмма Францевна откинулась на спинку кресла и крутила в пальцах перламутровую ручку лорнета.
– Вижу вопрос в твоих глазах, - начала она разговор совсем с другой стороны.
– Думаешь, что тут за тайны такие? Кто такая Лиза и почему тебя за нее принимают? Правильно. Вопросы и должны появиться… Однако нет тут никакой тайны, а лишь некрасивая история, в которую я попала на старости лет. Если хочешь, я тебе расскажу.
Я энергично покивала головой.
– Лиза была моей компаньонкой и секретарем в течение трех лет. Я ей полностью доверяла. Любила ее, как свое дитя… И чем все кончилось? Черной неблагодарностью. Она сбежала с каким-то проходимцем и прихватила с собой почти все мои драгоценности! Ах, какой возмутительный мезальянс! Получается, я пригрела на своей груди змею!.. Чтобы замять это дело и не придавать огласке факт воровства, мы с Левушкой решили объявить, будто Лиза делает пластическую операцию по улучшению своего внешнего вида и проходит курс лечения у диетолога для похудения, а тем временем найти ей замену. Тут я вовремя вспомнила про тебя. Ты же моя родная кровь, не подведешь меня, не бросишь старуху ради побрякушек и сомнительного жиголо… Поможешь мне сохранить приличный вид при таком неприличном раскладе пасьянса. Я очень надеюсь на тебя, и сама чем могу, поддержу тебя. Время нынче трудное, в одиночку не справишься.
Я слушала Эмму
– Но не будем о грустном, - продолжила Эмма Францевна.
– Надеюсь, тебе здесь понравится. Я много сил вложила в этот дом, чтобы вернуть ему первоначальный облик. Естественно, после экспроприации поместье пришло в запустение. Что могли - растащили… Дом использовали как склад, музей прикладного искусства и филиал заготовительной конторы. Из старой мебели остался только один шкаф, и то потому, что уж слишком громоздок, в дверь не проходил. Все остальное пришлось разыскивать в музейных запасниках и в антикварных магазинах… Ты уже огляделась? Довольна ли, что приехала сюда?
– Мне здесь очень нравится, - честно ответила я.
– Красота неземная. Хочется нарисовать речку, яблони, луг и деревню на пригорке.
– Отличная идея. Где-то у меня были краски… Я ведь тоже когда-то неплохо рисовала… Сходи-ка ты, матушка, в малую гостиную, да посмотри в ореховом шкафу. Там - всякая всячина лежит. Скорее всего, краски там.
Я прошла в указанную дверь и очутилась в той комнате, где стоял шкаф орехового дерева.
За средней дверцей стояли свернутые в трубки географические карты, пожелтевшие от времени, и папки с гербариями. Две левых створки открывали вид на неоконченные гипсовые головы, руки и ноги, а две правые дверцы явили мне заготовки подрамников, холсты, мольберт, треногу и фотоаппарат - современник эпохи дагерротипов.
В глубине шкафа лежали коробочки с красками и альбомы. Я потянулась за ними, и все это хозяйство посыпалось на меня. Борьба с треногой и подрамниками приняла нешуточный характер. Пытаясь водрузить их на место, я дернула какой-то шнурок, который не вовремя попался мне под руку. Задняя стенка шкафа с треском распахнулась, и на меня вывалился скелет.
Я заверещала и завалилась на пол. Тренога, подрамники и скелет выпали вслед за мной. Это был даже не скелет, а мумия. Во многих местах кожа сохранилась, остатки волос стояли дыбом, зубы отчетливо выделялись на безгубом черепе. Ужас сковал мои конечности, и я никак не могла выбраться из-под завала художественных принадлежностей.
На вопль вбежала Глаша и присоединила свой высокий голос к моим крикам.
Эмма Францевна стремительно вошла в комнату и всплеснула руками. Ей удалось не потерять самообладания.
– Прекрати орать, - скомандовала она Глаше.
Вдвоем они освободили меня от человеческих останков, штатива и подрамников и усадили в кресло, где я и сомлела.
На меня напал какой-то столбняк, запоздалая реакция организма на шок. Я все видела, слышала и ощущала, но не могла двинуть ни единым мускулом. Разговор Глаши и Эммы Францевны доносился до меня, как сквозь вату.