Не было бы счастья
Шрифт:
Мы с Федором в спешке покинули оранжерею. Уже у дверей зимнего сада я услышала, как Аркадий Борисович рассудительно ответил Глаше:
– Кому суждено быть повешенным, тот не утонет.
Спасение утопающих - дело лап самих утопающих. Не стоит надеяться на помощь со стороны. Самому надо думать, постоянно оглядываться по сторонам, держать уши в рабочем положении и не расслабляться.
Стоит на минуту потерять контроль, впасть в сладкую дрему, растечься по креслу мохнатым ковриком, как желтые глаза опасности выплывают из темноты, и зубастая пасть скалится в мерзкой
Враг подстерегает под каждым кустом. Ты думаешь, что это безобидный одуванчик, а за мягкими пушинками скрывается хищная морда.
Бди!
ГЛАВА 19
Сытый Гоша вперевалку топал впереди, а мы с Федором еле плелись сзади. Сами знаете, на ходу очень трудно целоваться.
На дороге послышался шум мотора. Мы подошли к колоннам парадного входа как раз в тот момент, когда к дому подкатил скромный «Форд», и из него вышел Галицкий. Лев Бенедиктович был одет в ладно скроенный темно-серый костюм, белоснежную рубашку и при галстуке.
– Простите, я опоздал, - извинился он, запирая машину.
– Что, уже все разъехались?
– Нет, самые близкие люди еще здесь.
Действительно, вся компания сидела в оранжерее, никто и не думал расходиться, хотя время уже перевалило за полночь.
Глаша внесла очередной поднос с бутылками и свежезаваренным чаем и кофе. Мужчины наполнили рюмки чем-то изысканно-крепким, дамы согласились на розовое вино.
– Вы уже, наверное, немало хороших слов сказали в память Эммы Францевны, - качнул своей рюмкой Галицкий.
– Давайте помянем женщину непростой судьбы, незаурядного ума и железной воли. Не ошибусь, если скажу, что ее смерть, так же как и жизнь, стала значительным событием для присутствующих здесь людей.
Мы выпили, не чокаясь, и задумались. Не знаю, как остальные, а я силилась понять, на что намекал Лев Бенедиктович в своем прощальном слове.
– Так мы отклонились от темы, - прервал молчание Аркадий Борисович.
– Кто же перенес тело Эммы Францевны с одной лестницы на другую?
– Тот, кто и устроил этот несчастный случай, - ответил Федор.
– И я догадываюсь, как было дело. Давайте проведем следственный эксперимент. Прошу всех пройти к парадной лестнице.
Все поднялись, запаслись горящими свечами и послушно проследовали в фойе. Федор жестом фокусника вынул свою трость из китайской вазы.
– Смотрите, трость с круглым набалдашником. Если ее положить вдоль на одну из верхних ступенек… вот так… то нога непременно попадает на нее. Трость катится, и все, несчастный случай обеспечен. Эмма Францевна падает, подсвечник издает лязг, свеча ломается… Посветите, пожалуйста, здесь где-то должны остаться кусочки парафина… Ага, вот, - Федор что-то поднял со ступеньки.
– Затем тело прячется в одной из комнат, куда редко заглядывают, например, в музыкальный салон. А когда все засыпают, труп переносится к боковой лестнице.
– Зачем столько сложностей? Зачем переносить труп?
– всхлипнула Ариадна
– Ну, чтобы подозрения падали на всех обитателей левого крыла, а, впрочем, не знаю.
– Но кто же это сделал?
–
Все сделали шаг назад, дядя Осип остался стоять у ступенек в одиночестве.
– За что ж ты меня так, сынок?
– растерялся он.
– Не мог я этого сделать. Я ж Эмме Францевне верой и правдой… Не жалея сил…
– А что? Гостиница и ресторан «Националь» не один миллион стоят, подлил масла в огонь Влад.
– В наше время и за меньшую сумму убивают.
– Что ж ты, Осип, - хихикнула Глаша.
– Али запамятовал, как говаривал: «Барыня мягко стелит, да жестко спать, кого хочешь к рукам приберет. От нее не убежишь, хоть живой, хоть мертвый». Может, надоело тебе на нее спину гнуть, а тут такой подходящий случай: завещание уже подписано. Ты и ускорил событие, а?
Дядя Осип хватал ртом воздух, прижимал руки к груди и переводил отчаянный взгляд с одного участника следственного эксперимента на другого. Все осуждающе молчали.
– Я вот что подумал, - сказал Федор.
– Если бы дядя Осип нес тело Эммы Францевны, я бы услышал, у него поступь тяжелая… Кто у нас в доме ходит неслышно? Глаша.
Все покосились на Глашу.
– Господь с Вами, Федор Федорович, - махнула она рукой.
– Нечто мне под силу поднять барыню, да донести ее до боковой лестницы?
– Поднять - вряд ли, а вот волоком дотащить - это вполне вероятно. Помните, Эмма Францевна была в розовом атласном халате. Гладкая ткань легко скользит по натертому паркету.
– Ой, шутник вы, голубчик, напраслину на меня возводите. А палкато, на которой барыня споткнулась - ваша.
Все посмотрели на Федора.
– Трость я потерял в лесу несколько дней назад. Вы, Глаша, часто в лес ходите. Вот, за Божьим человеком приглядывали. Наверняка, вы ее и принесли в дом.
– Все-то вы придумываете! Как же я могу барыне зла желать. Мы с ней, почитай, всю жизнь рядом, как родные. И пожизненная рента - не бог весть что. Нет у меня этого… мотива.
– Да, мотив… С этим у меня проблема. Давайте вспомним, что еще приключилось такого, отчего Эмма Францевна заторопилась написать завещание, переинформатировала компьютер и испытала острую необходимость спуститься вниз по парадной лестнице?
– Мы занимались спиритизмом, - напомнила Ариадна.
– Но ничего ценного дух нам не сообщил. Гоша устроил переполох. У Эммы Францевны разбился лорнет. А во время ужина она рассказала забавный случай из дореволюционной жизни.
– Аркадий Борисович попросил меня поведать что-нибудь из архивов Бурцева-старшего, - добавил Влад.
– Я говорил о партийных деньгах, об их загадочной судьбе, о книге на ту же тему, которая недавно вышла в печати.