Не было счастья, да несчастье помогло
Шрифт:
Максим перехватил ее взгляд.
– Что, детка, круг подозреваемых ссужается? Сколько в комнате сидит человек? Кстати, не факт, что этот человек сидит в вашей комнате. С таким же успехом, он может сидеть и в соседней. А пока перечисли-ка мне всех ваших коллег.
– У нас в комнате сидит шесть человек: трое мужчин и три женщины. Миша Шихман – двадцать девять лет, очень умный и немного рассеянный. Представить, что Мишка лезет ко мне в сумку, невозможно. Он сам все теряет, иногда так и не может найти. И вообще, он очень честный! – горячо проговорила Веста.
Максим
– Дальше!
– Дальше – Генка Севастьянов. Тридцать лет, красавец, баловень судьбы, подлец, – Веста покраснела. – Но ведь не вор же, правда?
– Подлец, потому что пристает? – заинтересованно спросил Максим.
– Теперь не пристает, принципиально не замечает. Можно сказать, игнорирует. Приставал, пока не заехала ему в определенное место, – усмехнулась Веста.
– Неужели прямо туда? – ахнул Максим. – Ну, ты и жестока, матушка! Так же можно оставить человека без будущего потомства. С тобой нужно быть начеку! А насчет подлеца, это спорный вопрос. Подумаешь приставал! Да к тебе невозможно не приставать! Ты себя в зеркале видела?
Лицо Вест полыхнуло пожаром от этих слов, и она смущенно пожала плечами.
– То-то же! – усмехнулся Максим. – Следующий кто?
– Петр Иванович Найда – очень положительный и просто хороший человек, тридцать шесть лет, женат, двое детей. Мы с ним в дружеских отношениях, – затараторила Веста.
– Ну да, конечно, положительный! Двое детей, жена, тут не попристаешь! – вздохнул Максим. С Шихманом, я так понимаю, у тебя тоже хорошие отношения. Этот приставать не будет, небось только мечтает о тебе по ночам, – хмыкнул Максим. – А вот с Севастьяновым вы, конечно, враги?
Веста грустно кивнула.
– Так получилась, я ведь не хотела…
– Ясно! – коротко сказал Максим. – Давай, рассказывай о женской половине вашего персонала.
– Редактор Лидочка, двадцать восемь лет, очень исполнительная и добрая, но она никак не подходит на роль злодейки, правда! – жалобно проговорила Веста. Ей очень не хотелось, чтобы Лидочка принимала участие в этом странном спектакле. Лидочка была тихая, забитая и совершенно несимпатичная. Одевалась она подстать своей непривлекательной внешности: длинные, унылые юбки, тусклые, безликие блузки, все одинаковые, как на подбор. «Серая мышь», – так окрестил ее Генка Севастьянов и всячески пытался задеть. Весте всегда было жалко Лидочку.
– Нина Ивановна Казанцева, – продолжила Веста. – Пятьдесят лет, из них тридцать проработала в журналистике, курит, как паровоз, строга, но справедлива. Никогда не пойдет на подлость, – уверенно добавила Веста. – И последняя женщина – Алина Розанова, брюнетка, роковая красавица, двадцать девять лет, веселая, остроумная и совсем незлая. Ко мне относится очень хорошо, даже помогает советом. Говорят, одно время она была любовницей нашего шефа. Сейчас точно в отставке, у него приходящая любовница, не из наших. Так что, сам видишь, женщины относятся ко мне хорошо, и не будут делать гадости.
Максим хмыкнул.
– Глупенькая ты, Ветка! Да все ваши бабы ненавидят тебя только за одну твою красоту, но у
При упоминании о шефе, щеки Весты полыхнули пожаром, и она продолжила рассказывать, опустив глаза.
– Петров Валерий Федорович, сорок два года, женат, есть дочь, почти моя ровесница. Он журналист от бога. Только благодаря ему наша газета все эти годы держится на плаву. Любитель женского пола, так, по крайней мере, говорят, – Веста все это говорила, не поднимая глаз, а когда подняла, встретилась с настороженным взглядом Максима.
Он съехал на обочину и остановил машину.
– Ты с ним спишь? – спокойно спросил он, ухватил Весту за подбородок и развернул к себе лицом.
Его карие глаза серьезно смотрели на нее, и ей казалось, видят ее насквозь.
Веста сначала растерялась, а потом рассердилась.
– Какого черта! Отпусти! Я не обязана перед тобой отчитываться, с кем я сплю, – возмутилась она.
Но Максим крепко держал ее и не собирался отпускать.
– Так спишь или нет? – он говорил спокойно, только глубоко в глазах затаилось ярость и тихое бешенство. – Отвечай, только правду, слышишь, Ветка!
И Веста поняла, что сейчас соврать никак нельзя. Чего доброго, он вообще взбесится.
– Нет, не сплю! – почти выкрикнула она. – Просто он оказывает мне знаки внимания, наверное, я ему нравлюсь. Отпусти! – уже тише попросила она.
– Вижу, что не врешь! – ярость в его глазах потухла, и теперь они излучали необыкновенную, обволакивающую теплоту, гипнотизировали и притягивали к себе. В них хотелось долго смотреть и раствориться. – Кстати, врать ты не умеешь, – он еще держал ее за подбородок, притянул ближе и нежно поцеловал. – Пока только так! Это аванс, – рассмеялся Максим, отстранился и завел машину.
Веста тяжело дышала, не могла отойти от его поцелуя, и вообще от его странного поведения. Он что, действительно, в нее влюбился? Не может быть! У такого красавца девок, как грязи! И чего он вообще завелся, ревнует? Если он не влюблен, тогда зачем ей помогает? Вопросов больше, чем ответов. Веста незаметно покосилась на него. И все-таки, какой он красивый! Хотелось бы, чтобы он в нее влюбился по-настоящему, а Веста кажется, уже влюблена в него по уши.
– Придурок! – пробормотала она, но так, чтобы он слышал. – Совсем с ума спятил?
– Ага! – засмеялся Максим. – Крышу от тебя снесло напрочь. Учти, я очень ревнивый.
– А мне-то что переживать? – притворно удивилась Веста, но сердце предательски екнуло – Пусть твоя девушка переживает насчет твоей «крыши».
– А никакой девушки теперь нет! После встречи с тобой, есть только ты. Поэтому я и говорю тебе, не переживай, – усмехнулся Максим. – Я ревнивый, но отходчивый. Так, мы почти у Талдома, – перевел он разговор на другую тему. Сейчас заедем в какой-нибудь супермаркет, купим торт, неплохо бы и пару бутылочек шампанского, деловито заявил он.