Не дай мне упасть
Шрифт:
– Не будешь же ты утверждать мне, что действуешь из каких-то собственных мотивов.
– Да ладно?
– толстяк прищурился.
– Тогда скажите мне, дражайший, а у вас какие хозяева?
– У меня нет хозяев.
– Так в чьих же интересах вы чегеварите уже столько лет? Не можете же вы "действовать из каких-то собственных мотивов".
– Не надо сравнивать меня с собой.
Прилив сил проходил. Ногу снова начинало крутить, голова закружилась, ощутилась тошнота. Аль-Йетим сделал над собой усилие и продолжил.
–
– Вы сражаетесь за то, чтобы продолжился цикл.
Ватанабэ не убирал руки с автомобильной дверцы. Стоя вполоборота к пассажиру, толстяк смотрел куда-то в сторону, но говорил с нескрываемой издевкой.
– Вы всерьез считаете, что ваши выпады что-то меняют? Вы всего лишь пища для наемников, которым дали на откуп ваши земли. Пока вы деретесь друг с другом, те, кто сидит в мягких креслах, получают свои выгоды, и никому не нужно, чтобы эти драки когда-нибудь прекратились. Никому из чистеньких белых людей, от богачей до бедняков, не нужны здоровые, богатые и сильные арабы. Просто потому, что вы для них - не люди. И потому для вас - они неверные собаки. Сражается он за свободу. За свободу вариться в собственном дерьме? Как только арабы обретут силу, они начнут точить зубы на тех, кто подавлял их волю. Ничего не изменится, если уйдут Крестоносцы и ЧВК. На их место придут шейхи и исламские фундаменталисты, точно так же режущие головы ради контроля. Так было всегда, и так продолжается до сих пор. Сначала создается напряжение. Потом возникает конфликт. В итоге начинается война. А войны в мире, которым правят деньги, всегда ведутся дураками по указке негодяев. И мне это не нравится ни разу.
– Какое красивое оправдание захватчика.
– Я никого не оправдываю. Я всего лишь не питаю иллюзий на ваш счет. На место чужого подлеца придет свой. Вот и все изменения.
– Легко рассуждать, глядя со стороны. Расскажи о том, что разницы нет, мертвым детям, убитым чужаками.
– Я лучше расскажу об этом женщинам, забитым камнями за то, что вышли на улицу без паранджи. Давайте умерим накал патетики. Я этого дела не люблю.
Неожиданно старик прикрыл глаза и проговорил холодно:
– Ты говоришь мне о чужой подлости так, будто стоишь выше всего этого. Но не думай, что я не понял, кто ты такой. Я узнал тебя. Вспомнил переданные ориентировки.
– Это радует.
Сэм обернулся. На этот раз Аль-Йетим глядел на него с откровенной ненавистью. С той же ненавистью, с какой всматривался недавно в лица убийц своих внуков.
– Ты морализируешь, Ифрит? Ты? Убийца-трикстер, взорвавший "чистую" бомбу в Израиле? Убийца тысяч ни в чем не повинных людей, ты смеешь кого-то обвинять в лицемерии? Тебя помнят
На лице Сэма появилась улыбка. Она росла медленно, широко расплываясь на пухлой физиономии, и превращалась в нечто, больше похожее на устрашающую судорожную гримасу. Растянув плотно сжатые губы почти до ушей, Ватанабэ молча стоял и смотрел на старика из-под опущенных век. Тот, против воли, почувствовал неуверенность, молчал.
– А что вы знаете о мотивах, генерал?
– произнес, наконец, Сэм, и улыбка начала сходить с его лица.
– Тем более, о моих?
– Ничего, - ответил старик.
– Я знаю только, для кого ты убиваешь.
– Ничего вы не знаете. Особенно - ради кого я убиваю. И ради чего.
– Не знаю. Но верить тебе не собираюсь.
– Мне наплевать на вашу веру. Мне нужна только ваша помощь в поисках Аслана. И когда одним врагом станет меньше, вы сами задумаетесь о мотивах.
Пару секунд они молчали. Старый израненный боец за свободу арабов и тайный убийца, ненавистный всему арабскому миру. Наконец, Аль-Йетим произнес:
– Хорошо. Ты получишь то, чего просишь. Но только на этот раз.
– Больше мне и не нужно.
Ватанабэ резко двинул рукой, захлопывая дверцу машины. Старик поморщился от оглушительного хлопка и вновь посмотрел в спину уходящего толстяка. Тот, ступив на песок, обернулся.
– Надеюсь, вы раздумали убегать? А то вдвоем мы в вашем средстве эвакуации не уживемся.
– Раздумал. Я останусь в Сирте. С теми, кто умирает под моим началом.
– Как все арабы склонны к драме. Когда я получу нужные данные?
– До того, как окажешься достаточно далеко от города. Даю тебе слово.
– Лучше не нарушайте его. А то снова придется сигать в окна.
Отвернувшись, Сэм зашагал по песку в сторону моря за горизонтом.
Что-то не давало Аль-Йетиму покоя. Что-то оставалось несделанным, недосказанным. Что-то, связанное с этим страшным существом. Но что?
Вдруг он понял.
– Ифрит!
Сэм обернулся, услышав оклик.
– Ты неправ. На этот раз все будет иначе. Мы изменим статус-кво.
– Знаете что, генерал?
– отозвался толстяк.
– Я буду на это искренне надеяться.
– Ха, - старик усмехнулся.
– Ты мог бы покончить с восстанием сегодня. Но прошел стороной. Неужели тебе все равно?
– Наоборот, генерал. Мне далеко не все равно.
– Но ты сохранил мне жизнь. Синоду это не понравится.
– Возможно. А возможно, наоборот.
– Ты готов так рисковать. Зачем?
– Может, мне просто весело.
– Ха, - повторил Аль-Йетим.
– Ты прав, я понятия не имею о твоих мотивах. И даже угадать не могу. Но завтра ты увидишь, что произойдет в мире. Мне интересно, что ты подумаешь.