Не делись со мной секретами
Шрифт:
Доктор взмахом, руки указала на внутренний офис.
– Пойдемте туда.
Мягкие серые и зеленые тона приемной повторялись и во внутреннем офисе, так же как и плакаты, и комнатные цветы. У стены большой дубовый письменный стол, на котором стояли многочисленные вставленные в рамки фотографии трех мальчиков, у стола вращающееся кресло. Свет из окна создавал какое-то неестественное освещение, падая на висящие на противоположной стене свидетельства и дипломы в рамках. Но центральное место в комнате занимало большое кожаное кресло с откидной спинкой серого цвета, стоявшее посредине.
– Я
– Прекрасно.
– По-прежнему работаете в Управлении прокурора штата?
– Да.
– Вам там нравится?
– Очень.
– Вы не даете показаний в суде, Джесс, вам необязательно отвечать односложно. – Стефани Банэк похлопала по высокой спинке серого кожаного кресла, когда шла к своему письменному столу, села за него, тут же повернулась на кресле в сторону Джесс. – Почему бы вам не сесть?
Джесс упрямо не садилась. Она заметила горделивый поворот плеч Стефани Банэк, ее непринужденную изящную фигуру, теплоту и открытость улыбки. Ясно, что Джесс пришла не в то учреждение. А если даже она была и в нужном месте, то не с тем психотерапевтом. Джесс ожидала увидеть перед собой мрачную, а не одетую в элегантный брючный костюм от Армани и стильные туфли «мод фризон», женщину. Эта женщина, должно быть, другая Стефани Банэк. Не исключалась также возможность того, что существуют два психотерапевта по имени Стефани Банэк и обе работают в центральной части Чикаго. Может быть, обе они являются хорошими подругами ее сестры. А может быть, эта женщина – самозванка, которая убила настоящую Стефани Банэк и теперь выдает себя за нее. Может быть, Джесс надо опрометью удирать отсюда, пока еще не поздно. Или просто обратиться в ближайшую психиатрическую лечебницу. Ей несомненно можно было поставить диагноз, она явно свихнулась. Откуда к ней приходят эти ненормальные идеи?
– Возможно, я допустила ошибку, – услышала она свой голос, как будто он принадлежал совсем не ей.
– Что вы сказали?
– Ошиблась, придя сюда.
– Почему вы так говорите?
Джесс покачала головой, ничего не сказала.
– Джесс, раз уж вы здесь, садитесь. Если не хотите, то можете вообще ничего не говорить мне.
Джесс кивнула, но не пошевелилась.
– Когда вы позвонили мне вчера вечером, – попробовала начать разговор психотерапевт, – показалось, что вы не в себе.
– Я чересчур близко приняла все к сердцу.
– Что именно?
Джесс пожала плечами.
– Вы никогда не производили на меня впечатление человека чересчур эмоционального.
– Может быть, это никогда не проявлялось, или я не была такой.
– Возможно, вы и сейчас не такая.
Джесс сделала несколько нерешительных шагов, потрогала мягкую кожу кресла с высокой откидывающейся спинкой.
– Разговаривали ли вы с Морин?
– Обычно я беседую с ней не реже раза в неделю.
Джесс слегка запнулась.
– Думаю, что я, собственно, и хотела спросить вас об этом: разговаривали ли вы с ней?
Психотерапевт навострила ушки. Джесс сразу вспомнила о ласковой собачке коккер-спаниеле.
– Не уверена, что понимаю ваш вопрос.
– Разговаривали ли
– Несколько недель назад она упомянула, что вы можете позвонить, – просто ответила Стефани Банэк. – Что у вас бывают проблемы.
– Говорила ли она, в чем заключаются эти проблемы?
– Не думаю, что она знает об этом.
Джесс обошла кресло с откидывающейся спинкой, медленно опустилась в него, надавила на спинку, чувствуя, как кресло поглотило ее, как мяч закрывает согнутая чашечкой ладонь. Кресло пришло в движение, одновременно с откинувшейся спинкой выдвинулся и приподнялся порожек для ног. Джесс положила ноги на эту своеобразную удобную табуреточку, чтобы дать отдых уставшим ногам.
– Отличное кресло.
Стефани Банэк кивнула.
– Так, скажите мне, что вы думаете теперь о моей сестре? – спросила Джесс, решив, что раз уж она села, то может вести себя более приветливо, кое о чем поговорить. Веди себя паинькой, как бывало говорила мама.
– Думаю, она замечательный человек. Материнство очень красит ее.
– Вы находите?
– А вы нет?
– Думаю, что это в какой-то степени означает разменивать себя. – Джесс посмотрела в окно. – И дело не в том, что я недооцениваю такое занятие, как воспитание детей, – пояснила она. – Но человек со способностями и умом Морин мог бы как-то полезнее распоряжаться своей жизнью, чем менять пеленки детям и смотреть в рот мужу.
Стефани Банэк подалась вперед.
– Вы думаете, что Морин потакает каждому капризу Барри?
– А вы не думаете?
Стефани улыбнулась.
– Нет, именно так я и думала.
– Я хочу сказать, разве это дело, после стольких лет усилий моих родителей дать ей образование – а вы знаете, во сколько обходится Гарвардский университет, даже если ты получаешь частичную стипендию, – все это летит к черту.
– Вы думаете, ваш отец разочарован?
– Не знаю. – Джесс посмотрела в пол. – Может быть, и нет. Он в восторге от внуков. К тому же, даже если он и не доволен, он никогда в этом не признается.
– А что вы скажете об отношении матери?
Джесс почувствовала, как напряглась спина.
– Что вы имеете в виду?
– Ну, вы дали понять, что ваши родители не порадовались бы недавно принятому Морин решению...
– Я сказала другое: не думаю, что они стали бы учить ее все эти годы лишь для того, чтобы она сидела дома и рожала детей.
– Как, вы считаете, отнеслась бы к этому ваша мама?
Джесс склонила голову на бок, уперлась подбородком в плечо.
– Думаю, она бы пришла в ярость.
– Почему вы так считаете?
Джесс почувствовала, как ее нога нервно подергивается на выдвижной табуреточке.
– Перестаньте, Стефани, вы же постоянно у нас бывали. Вы знаете, как она хотела, чтобы ее дочери получили хорошее образование, умело распорядились своей жизнью, прочно встали на ноги.
– Насколько я помню, это была женщина, опережавшая свое время.
– Значит, вы должны знать, как бы она отнеслась к поведению Морин.
– А именно, как бы она отнеслась?
Джесс поискала подходящее определение.