Не делись со мной секретами

Филдинг Джой

– Она бы почувствовала гнев, была бы сбита с толку, обманута в своих надеждах.

– Вы действительно так считаете?

– Я говорю, как к этому отнеслась бы мама.

– Вы считаете, что ваша мать не хотела, чтобы Морин обзавелась семьей?

– Этого я не говорила.

– А что же вы сказали?

Джесс посмотрела в потолок, перевела взгляд на окно, потом на звания и степени, висевшие в рамках на стене, и наконец остановила его на женщине, сидевшей напротив.

– Слушайте, вы должны помнить, как расстроилась мама, когда

я сообщила ей, что собираюсь выйти замуж за Дона.

– Обстоятельства были совершенно иные, Джесс.

– Чем же? В чем тут разница?

– Ну, во-первых, вы были очень молоды. Дон был намного старше вас. Он уже работал адвокатом. А вы заканчивали первый курс юридического колледжа. Не думаю, что ваша мать возражала против замужества как такового, скорее против такой поспешности.

Джесс начала поглаживать свои покрытые лаком ногти. Она молчала.

– А Морин закончила образование, – продолжала Стефани. – Она уже стала самостоятельным человеком, когда встретила Барри и вышла за него замуж. Не думаю, что ваша мать имела бы что-нибудь против того, чтобы отвлечься на время от дел и создать собственную семью.

– Я не говорю, что мама не захотела бы, чтобы Морин вышла замуж и завела детей, – заявила Джесс, подогреваемая чувством гнева. – С какой стати? Мама любила детей. Ей нравилось быть замужем. Она старалась быть прекрасной женой и матерью, о чем мужчина только может мечтать. Но...

– Но что?

– Но она хотела для своих дочерей большего, – ответила Джесс. – Разве в этом есть что-нибудь плохое? Что в этом ужасного?

– Это зависит от того, чего хочет сама дочь.

Джесс зажала верхнюю губу пальцами правой руки и подождала, пока несколько успокоится сильное сердцебиение, потом продолжила разговор:

– Послушайте, я пришла сюда не для того, чтобы обсуждать Морин или свою мать.

– А зачем же вы пришли?

– Честно говоря, не знаю.

Наступило непродолжительное молчание. Впервые Джесс заметила часы на письменном столе Стефани. Она наблюдала, как минутная стрелка дернулась и опять остановилась. Зря пропала еще одна минута. Время бежит, подумала она, а у нее столько незаконченных дел. На час тридцать у нее назначена встреча с медицинским экспертом, на три часа – беседа со свидетелем убийства из самострела, в четыре – разговор с несколькими полицейскими, Она могла бы использовать это время, чтобы подготовиться. Зачем она попусту тратит здесь свое драгоценное время?

– Что вы делали вчера вечером, когда позвонили мне? – спрашивала между тем Стефани Банэк.

– Что значит, что я делала?

Стефани Банэк смутилась.

– Конечно, этот вопрос слишком прямой, Джесс. Что вы делали до того, как позвонили мне вчера?

– Ничего.

– Ничего. Ни с того ни с сего вы сказали себе: «Ой-ой-ой, я же несколько лет не видела Стефани Банэк. Думаю, надо ей звякнуть».

– Что-то в этом роде.

Опять молчание.

– Джесс я не смогу вам помочь, если

вы не дадите мне шанс.

Джесс хотелось выговориться, но она не могла этого сделать.

– Джесс, зачем вы попросили у сестры номер моего телефона?

– И не думала просить.

– Значит, она сама предложила вам позвонить мне?

Джесс пожала плечами.

– Почему бы это?

– Вам придется спросить ее.

– Послушайте, может быть, дело в том, что я являюсь подругой вашей сестры. Но вам следует знать, что все, сказанное мне, остается строго между нами. А, может быть, вы предпочитаете, чтобы я рекомендовала вам кого-нибудь другого...

– Нет, – быстро отозвалась Джесс. – Дело не в вас, а во мне.

– Расскажите мне о себе, – любезно попросила Стефани Банэк.

– У меня случаются приступы беспокойства.

– Что вы имеете в виду под приступами беспокойства?

– Чувство тревоги, паники.

– Что же происходит, когда вас охватывают такие чувства?

Джесс уставилась себе на колени, заметила, что часть лака с ногтей соскочила, и кусочки его лежат на черной юбке, как блестки.

– Задыхаюсь. Тело немеет. Доги не идут, слабеют, их начинает покалывать. Грудь сдавливает. Наступает паралич. Я в буквальном смысле не могу пошевелиться. Появляется тошнота, меня вот-вот может стошнить.

– Давно ли у вас появились такие приступы?

– Они возобновились неделю назад.

– Возобновились?

– Да.

Стефани Банэк положила ногу на ногу.

– Вы сказали, что они возобновились несколько недель назад.

– Разве?

– Да.

– Кажется, именно это называют «фрейдовской оговоркой». – Джесс нервно рассмеялась, Неужели подсознательно она готова раскрыть все свои секреты?

– Значит, эти приступы не являются чем-то новым? – Но эта фраза больше походила на утверждение, чем на вопрос.

– Не совсем. – Джесс помолчала, потом продолжала: – Такие приступы мучили меня после исчезновения матери. Почти каждый день в течение по крайней мере года, потом реже в течение нескольких лет.

– Потом они прекратились?

– У меня не было никаких приступов по меньшей мере четыре года.

– А теперь они возобновились?

Джесс кивнула.

– Они стали накатываться на меня все чаще. Длиться дольше. Становиться тяжелее, болезненнее.

– И все это пришло к вам опять, как бы говорите, несколько недель назад?

– Да.

– Как вы думаете, что вызвало приход этой новой волны?

– Не могу сказать с уверенностью.

– Есть ли какая-нибудь закономерность в появлении приступов?

– Что вы имеете в виду под закономерностью?

Стефани Банэк сделала паузу, потерла пальцами свой точеный нос.

– Случаются ли эти приступы в какое-то определенное время дня или ночи? Не испытываете ли вы их на работе? Когда вы находитесь в одиночестве? В каком-то определенном месте? В присутствии каких-то конкретных людей?