Не держи на него зла (сборник)
Шрифт:
– Лапочка Блажена. Что здесь фамилия?
– Ла-по-чко – фамилия, – по слогам, сделав ударение на последнем слоге, ответила Блаженка.
– Гражданка Лапочко Блажена, – сказал тихим, но очень каким-то убедительным голосом, службист и придвинул к Блаженке лист исписанной бумаги. – С вас берётся подписка о том, что вы знаете, что в туристической поездке по советской социалистической республике Грузия, вы въезжаете в двадцатикилометровую приграничную зону. И о том, что вы предупреждены об ответственности перед законом, если вдруг захотите продолжить отпуск уже в Турции.
Сказав
Блаженке стало не по себе от этого цепкого, колючего взгляда. Она обтерла ладонью вспотевшее лицо, рефлекторно кивнула и быстро расписалась на служебном бланке с синей печатью.
Когда она уходила, мужчина вдруг сказал ей в спину:
– Замуж выйдешь, фамилию не меняй.
– Угу, и родину, – охотно поддакнула на всякий случай Блаженка. – Не нужен мне берег турецкий и ….
– Все вы так поёте, – не дал ей договорить суровый службист. Он снова нахмурился, достал из ящика стола мятую пачку сигарет и нервно бросил её на стол…
Старый автобус, похожий на подтаявший брикет пломбира, долго и опасно петлял по узкому горному серпантину. И вдруг остановился, будто у него кончился бензин, между быстрой рекой, узкой и звонкой, как сабля, и серой отвесной скалой, с торчащими из неё сухими пучками травы.
Блаженка последней вышла из автобуса с дорожным чемоданчиком в руке и увидела перед собой решётчатые металлические ворота с высоко прибитой табличкой: «Турбаза» «Добро пожаловать!»
Ущелье, в котором расположилась турбаза, оказалось каменным мешком со скудной растительностью, взбиравшейся вверх по валунам, и неглубокой, говорливой рекой. На дне реки лежали пестрые гладкие камни, по которым прыгала и пела прозрачная ледяная вода, стекавшая с гор.
Турбаза состояла из двух корпусов. Старого и нового. Старый был поставлен еще при Сталине в низине у реки. Это был каркасно-щитовой дом, типа барака, обнесенный высоким штакетником. Новый, построенный совсем недавно, располагался чуть вверх по асфальтовому серпантину. Это была современная многоэтажная гостиница из стекла и бетона. Среди древнего безмолвия гор и первозданного естества окружающей местности, эта глыба, сверкающая на солнце, смотрелась, как осколок внеземной цивилизации.
В старом корпусе было несколько комнат, забитых узкими металлическими кроватями, и просторная комната отдыха: с телевизором, шашками и черными костяшками домино.
Охранял старый корпус молодой симпатичный грузин по имени Гурам. Его небольшой домик возле ворот турбазы утопал в цветах: розах, ирисах, лилиях и гладиолусах, любовно посаженных женой Гурама.
Охранник целыми днями сидел на стуле перед воротами в расстегнутой милицейской рубашке, с висящим на зажиме галстуком, и в новеньких армейских галифе, что придавало ему вдвойне устрашающий вид.
Узрев вновь прибывшего туриста, Гурам неспешно вставал со стула, делал пару ленивых шагов к калитке и, сдвинув густые черные брови, требовал бумажку о законности нахождения оного в приграничной зоне.
Но уже на следующий день, без
С территории старой турбазы в ясную погоду можно было увидеть седые каменистые горы, совершенно лишенные растительности, отвесный склон которых, был усыпан черными точками, как булочка изюмом.
Гурам говорил, что это – древние скальные монастыри, в которых когда-то жили отшельники, проводившие все дни в усердных молитвах.
А Блаженке казалось, что это – гигантский космический арбуз упал на землю много веков назад. От сильного удара арбуз раскололся пополам. Из него высыпались все семечки, и пустые, засохшие дыры превратились в кельи монахов.
По утрам на нижнюю турбазу приходил местный гид по имени Заза. Смуглый, черноволосый юноша. У него были низкие брови, сросшиеся на переносице, темные дерзкие, колкие глаза. Ему было двадцать два. Он окончил тбилисский университет и свободно говорил по-русски. Заза был не бедный. На работу он приезжал на «Жигулях» первой модели и оставлял машину у ворот.
Почему-то Заза сразу невзлюбил Блаженку.
– Ну, где эта блаженная лампочка? – нарочито громко вопрошал он по утрам, обводя недовольным взглядом красивых темных глаз, собравшихся на завтрак туристов. – Опять ищет поролоновые чашечки?
– Гы-гы-гы, – ржала вся группа. – Лампочка. Гы-гы-гы. Поролоновые чашечки.
Блаженка слышит весь этот унизительный хохот группы, доносящийся из раскрытого окна барака, но сделать ничего не может.
Блаженка – копуша по природе. Она может начать заплетать косу, но, увидев бегущего по стене паучка, подумать, что это – к письму. Вспомнить, что уже два дня, как собиралась написать домой. Тут же начать искать ручку и бумагу. Написать пару строк, увидеть, что на блузке оторвалась пуговица. Начать искать иголку и нитки.
Когда Блаженка выходила на крыльцо дома и оглядывалась по сторонам, жмурясь от яркого солнца, группа уже толпилась плотным полукругом перед красавчиком Зазой.
Он стоял с важным лицом, зажав подмышкой большую черную тетрадь. В тетради Заза хранил талончики на обед.
Блаженка представляла, что вдруг Заза сделает магические пасы рукой, откроет тетрадь, и в ней окажутся не серые талончики в столовую, а красные душистые розы, как в палисаднике Гурама. И Заза будет раздавать их всем с легкой, чуть ироничной улыбкой на губах.
Но чуда не происходило. Раздав всем талончики, Заза легким шагом устремлялся в сторону нового корпуса, и вся группа, растянувшись в цепочку, поспешала за ним.
Обычно никуда не торопились только трое мужчин из группы. Два друга: Андрей и Володя, и пенсионер Василий. Они еще долго курили возле ворот турбазы, бросая мятые окурки себе под ноги. Блаженка оставалась рядом с ними из благодарности, потому что эти трое никогда не смеялись над нею…
Как-то после обеда Заза повел группу в те самые скальные монастыри, что были на другом берегу реки. Блаженка тоже пошла. Было жарко. Она одела короткие шорты и обычную белую майку.