Не держи на него зла (сборник)
Шрифт:
– Скорей всего.
– Дураки. А как матери потом жить? И зачем? Они же по самому больному, по инстинкту ударили. И вот что я там понял. Люди бывают рисковые, но не фартовые. А бывают фартовые, но не рисковые.
– А вы какой?
Сосед надолго задумался. Черные глаза его резко сузились до черточек.
– Так, какой вы? Рисковый или фартовый? – напомнила я.
– Я? – сосед словно очнулся, с недоумением повертел в кулаке пустой стакан. На его острых гранях блеснули и погасли золотистые искорки. – Я, сударыня, и рисковый, и фартовый.
Сосед вдруг распрямил спину и оживился, словно этим вопросом я, как китаец иглой, прошила акупунктурную точку
– Давай накатим по чуть-чуть. Я тебе расскажу, как я после института в Хакасию ездил. Шабашить. А ты – сама решай, какой я.
На этот раз сосед выпил короткими, боязливыми глотками, словно на бегу глотал горячий чай. Затем ножом достал из баночки кавказскую аджику. Аджика на кончике ножа была похожа на старую запекшуюся кровь. Сосед ласково облизал нож и стал неспешно рассказывать.
– Давно это было. Я тогда только институт закончил, и мне нужны были деньги.
– Девушку завели?
– Нет, просто нужны были деньги на кармане. Молодым всегда нужны деньги, чтобы человеком себя чувствовать. А мы со второго курса ездили на заработки. Так было заведено. Комитет комсомола института организовывал, находил подряды. Хорошо все получали, если уезжали работать в Сибирь.
Но так случилось, что однажды, мне ведомость зарплатную дают, а раскрыть на моей фамилии не успели. Я смотрю, а первым по списку какой-то Андерсен идет. А я то – всех в отряде знаю. Нет никакого Андерсена в нашем отряде. И выписали бы ему рублей, этак сто, как всем, я бы может и промолчал, а тут: аж – двести пятьдесят.
Я говорю: «Что это у нас тут за сказочник такой появился? И почему я его ни разу на стройке не видел?» Короче, весь отряд взбудоражил. Убрали Андерсена. Но и меня перестали в стройотряд записывать. Метку черную в комитете поставили. Маркова не брать.
Голос у соседа, когда он волнуется, становится высокий, тонкий, как у молодого хориста на клиросе.
– Я не один такой был, правдоруб, – продолжил сосед. – Нас было несколько человек с разных факультетов, и мы сами договаривались, ехали на свой страх и риск. И вот получаю я диплом в феврале. Надо выходить на работу, туда, где диплом писал. На сто двадцать рублей. Инженером. А мне деньги нужны. Молодой. Ночные тусовки, выпивка. Всё это и тогда было, только не в клубах, а на квартирах. И тут такая забава. Приглашают работать в Казахстан, ставить опоры ЛЭП. Но там надо ждать, когда сойдет снег. Значит, где-то до мая. Или ехать в Хакасию на стройку чего-то там. Не помню уже. Сговорились: я с Володькой, два Игоря, и еще два парня с других факультетов. И вот захожу я накануне отъезда к одному Игорю домой, а его жена говорит, что он уже уехал.
– Как это?
– Вот так. Кинули мужики нас с Володькой. Я срочно заказываю билеты на самолет в Абакан. Звоню Володьке. Срочно приезжай. А он в Чехове жил. Приехал без вещей. Я матери сказал, что уезжаю, она быстро собрала два рюкзака. Мы час поспали и уехали в аэропорт.
Из Абакана мы потом еще часов пять на поезде добирались до города. Копьево, вроде так. Забывать стал. А там, рядом со станцией, двухэтажная гостиница была. Нам дали номер с двумя комнатами.
– Типа люкс?
– Наверно. Почему-то там было две комнаты. Комнатки крошечные. По-хорошему, стенку ту надо было бы снести. Но не о том речь.
В общем, мы устроились и на следующий день пошли встречать этих четырех предателей. Они, как меня увидели, ни капли не смутились, сказали: «Мы так и знали, что ты уже будешь здесь»
В гостинице мест уже не было. Я им говорю, вы с деньгами сами там решайте. У нас две комнаты, в одной
На следующий день новые проблемы. Игори пришли понурые и сказали, что здесь работы нет, и надо возвращаться домой.
А у меня там знакомый хакас был. Я к нему. Так, мол, и так. Позвали, а работы нет. Тот говорит, ладно, работу найду. Нужна бригада из пяти человек. А тут: тех четверо и нас двое. Володьку я же затащил. Ладно, говорю, работайте, а я что-нибудь придумаю. И опять я к тому же хакасу пошел. Он ко мне хорошо относился. Могу, сказал хакас, тебя устроить на прииск. Есть там у меня свой человечек. Прибалт. Скажешь, что от меня.
И вот забава какая выходит. Надо мне снова ехать. На автобусе, до прииска. Я встал рано. Ушел, все еще спали. На улице серая дымка, как туман. Автобус старый, холодный. Водитель и кондукторша в фуфайках сидят, как два куска антрацита. Людей в автобусе было немного. Человек семь. Все спали. Я тоже задремал. А потом, глаза открываю и не понимаю: сплю я или нет. За окном сплошная серая масса, но не туман. Оказывается, автобус ехал по туннелю, пробитому в снегу. Подъезжаем к прииску, и там все в снегу. Из снега торчат черные трубы, а из труб идет дым. Вдруг у сугроба отваливается крышка. Оттуда вылезает человек. Аккуратно закрывает крышку и уходит. Никто там снег не чистит. Весной он сам сходит.
– Прям, как тетерева, живут в снегу.
Сосед, раскрасневшийся и какой-то помолодевший, быстро выпил, уже не обращая внимания на мой стакан. Подцепил на нож кусок помидора, что был в миске, и продолжил:
– Поселился я в общежитии, в котором жили рабочие с прииска. В моей комнате жили еще трое. Всем чуть больше тридцати. Они представились так: «Шесть, восемь, десять»
– Сколько лет они на прииске?
– Нет. Сколько лет сидел каждый.
– Не страшно было?
– Нет. Там других людей не было. Там только два слоя людей было. Бывшие старые зеки, их жены и дети, и молодые бывшие зеки. Там же зона была рядом. «Откинувшиеся» выходили за ворота колонии и прямой дорогой шли на прииск.
– А хакасы?
– Хакасы, конечно, были. Но не так много.
– И вы вместе копали золото?
– Нет. Прибалт оказался начальником ОКСа. Это – отдел коммунального строительства при прииске. Я когда его увидел, сразу понял, что это – тот самый Прибалт. Он был высокий, грузный мужик, рыжий, как осенняя трава, и с низкими бакенбардами.
Прибалт определил меня в строительную бригаду плотником четвертого разряда. Сама бригада должна была приехать через несколько дней. Денег у меня к тому времени почти не осталось, и я переехал жить в комнату к старушке-хакаске. Старуха была вдова лет семидесяти. А может, ей меньше было. Просто, она всегда носила кацавейку, черную юбку до колен и грубые кирзовые сапоги, с вывернутыми наружу голенищами. Я помогал ей по хозяйству. Воду носил, дрова рубил. Радио починил. Ты, наверно, и не видела такое. Деревянный ящик, похожий на буханку хлеба. И круг в середине с прорезями, чтобы звук выходил.
Пока работы не было, а деньги еще были, я с местной девушкой познакомился. Симпатичная была. Стройная. Кожа на круглых скулах – цвета карамели. Пришел вечером на танцы. А она говорит, уходи. Я не понял. Но тут несколько мужиков стали бить одного заезжего. Зло били, ногами, словно не человек был, а мешок со змеями. Я скорей домой побежал. А старушка-хозяйка говорит, здесь места такие, разбойные. Много пришлых людей пропадает бесследно. Ушел из дома человек и не вернулся. И никто его не ищет. Говорят, что духи гор забрали к себе.