(Не)добрый молодец
Шрифт:
— Ад копус тум сальвандум, анимам туам дар дебес! (Чтобы спасти своё тело, ты должен отдать свою душу!)
— Что я должен сделать для этого? — спросил сам у себя несчастный.
Ответ не замедлил себя ждать, краткий, как выстрел и ёмкий, как приказ. Серафим снова задал вслух вопрос, тут же получив ответ, задав следующий вопрос, он захлопнул книгу и отправился искать Акима. А голоса в его голове продолжали звучать, становясь все громче и громче, направляя и заставляя. Он постепенно становился одержимым, минуя стадию мертвяка и быстро проходя этап бесовщины или бесноватого.
Между
Серафим нашёл Акима за воротами Пустыни, когда тот, по своему обыкновению, валялся в лопухах, отдыхая и отлынивая от работы. Серафим знал, где его искать, он чувствовал Акима, ведь тот тоже нёс в себе частичку бесовского огня.
— Я пришёл отдать тебе долг, Аким!
Аким тут же встрепенулся и взглянул на подельника. Ему не понравился застывший и отрешённый взгляд Серафима, и Аким немного насторожился. Но потом он увидел зажатый в руках монаха кошель, и сразу же потерял всякую бдительность.
— Эге, долг платежом красен. А я и не ждал, что ты так быстро решил его отдать. Давай, давай, заберу!
— Держи! — протянул кошель Серафим, и когда Аким жадно его схватил, бросился на бывшего подельника.
Его тонкие, но сильные пальцы схватили за горло Акима и стали сжиматься. В жизни слабый и меланхоличный, переродившись, Серафим явно получил нечеловеческую силу. Не ожидавший подобного, Аким попытался сопротивляться, но всё, на что его хватило — это высунуть язык, хватая ртом воздух, и стать от этого ещё страшнее.
— Хррр, — попытался он позвать на помощь, но огромные лопухи надёжно скрывали их от посторонних глаз, а жалкий хрип не донёсся ни до чьих ушей.
— Хрр, хрр, — звал на помощь Аким, но жадность не доводит никого до добра. Довольно быстро руки Акима ослабли, и он прекратил сопротивляться. Как только он затих, Серафим воздел руки вверх.
— Я принёс жертву тебе, о Великий падший! — опустив их, он взялся за труп, чтобы спрятать подальше от людских глаз. Напоследок он разгрыз вену и слизал кровь с руки Акима. Спрятав труп, Серафим лёг рядом и застыл, погружённый в свои мучительные видения. Так они пролежали до самого позднего вечера, а когда поднялись, это уже были не люди.
Первым заметили отсутствие Акима. Но нигде не могли его найти, как и Серафима, они оба вышли за ворота Пустыни, но обратно так и не вернулись. Как только солнце спрятало свои лучи за линией горизонта, из леса показались две фигуры. Одна шаталась словно пьяная, а другая, наоборот, держалась очень прямо, и не подумаешь, что так может ходить человек.
— Аким, Серафим?!– обрадованно вскрикнул один из трудников, что стоял на воротах и раскрыл створки. Аким мгновенно прыгнул внутрь, и тут же раздался долгий, полный ужаса крик, услышанный многими в Пустыни. Но обитатели не поняли, что это.
Переродившийся Аким, убив жертву, тут же отправился искать следующих, Серафим его словно вёл. На пути им попалась инокиня Марфа, потом послушник Павел, а потом и все остальные. Ужас объял Пустынь. Посчитав, что дальше Аким справится
В это время Вадим с кузнецом решили поужинать в кузне. Взяв с собой хлеба и котелок с кашей, они по очереди с аппетитом поглощали сытное горячее варево. Хлебая деревянной ложкой, Вадим пытался подцепить небольшие кусочки мяса и сала в каше. Удавалось плохо. Кусочков было немного, и все терялись в крупяном изобилии.
Они только что закончили тренировку по фехтованию саблями, минуло уже три недели, как Вадим оказался в монастыре, но успехи в овладении оружием ещё были слабые, отчего кузнец только горестно качал головой, Вадим же смурнел.
Прошёл почти месяц, как он попал в прошлое. За это время он уже изрядно пообвык и даже приобрёл нужные навыки. На нём было похожее одеяние, что и у остальных, а всё его тряпьё давно превратилось в лохмотья. Одежда, что он сейчас носил на себе, по статусу принадлежала вольному человеку из боевых холопов. Монахи оценили его вклад в защиту монастыря по достоинству, одарив такими вещами. К тому же, всё натуральное, даже чересчур.
На ногах, правда, «сидели» лапти, ну и что? Зато на его поясе висела сабля, и торчал кистень, засунутый туда же. А ещё ему принадлежал пистоль, что лежал в походном мешке, сшитом инокиней. На мешке были даже приделаны лямки для удобства. Там же находился походный котелок, мешочки с пулями, порохом, крупами, даже с солью имелся. Всё от того, что Вадим, готовясь к любым неожиданностям, собирал себе походный набор. А ещё огниво, нож и множество других мелочей, вроде деревянной большой стопки, ложки и прочего нужного добра.
Это был неприкосновенный запас, который он постоянно пополнял, а то, мало ли что. Вадим боялся. Боялся, что снова окажется никем и ни с чем. Это стало почти его навязчивой идеей, когда он привык и немного смирился со своим попаданием. А ещё вокруг него постоянно крутилась маленькая Агафья, прося его рассказать что-нибудь интересное или выпрашивая мёд. Невольно и о ней приходилось думать.
В общем, он готовился в любой момент свалить отсюда, кузнец это понимал и не осуждал. Скорее, просто делал так, чтобы пока у Вадима не возникало такого желания. Они спокойно ели, не обращая ни на что внимания.
Стало вечереть, и дневные насекомые прекращали свою деятельность, постепенно скрываясь в укрытиях, гнёздах и норках. Вместо них появлялись вездесущие комары, что тут же начинали пить кровь из всего живого.
— Вот же, поганые звери! — пробурчал кузнец, растирая место укуса, ругаясь сквозь зубы.
— Это не звери, это насекомые, и кусают не самцы, а самки, — решил просветить своего наставника Вадим.
— Что за насекомые? — удивился тот.
— Нууу, маленькие, — Вадим уже пожалел, что сказал об этом, опять сболтнул не то. Они же тут не знают ничего про биологию. Додумать эту мысль Вадим не успел. Вдруг на территории всего небольшого монастыря поднялся вой и истошные крики.