Не дразните Бультерьера
Шрифт:
Я огляделся. Внимательно, пристально. Интересно, откуда за мной наблюдают? Клетка для Бультерьера кажется игрушечной, но я точно знаю, что это не так, я это чувствую. Бультерьер попался, приходится признать с сожалением. Можно, конечно, ломать комедию до упора – упереться рогом, мол, я крестьянин Кузьмин, и точка. Однако стоит ли ломать комедию? Когда тебя прихватили болевым захватом, самое умное расслабиться и сделать вид, что сдаешься. Причем чем скорее, тем лучше. Иначе косточки затрещат. На столе листочки с текстом. Хотят, чтобы я их прочел? Извольте, я не гордый,
Правое плечо почти не болело, рука сохранила подвижность. Я взял первый попавшийся листок, пробежался глазами по рядам букв и, честное слово, обалдел малость. Я-то думал, придется вчитываться в биографию С. А. Ступина и удивляться осведомленности ее составителей, я ошибался. Губы скривила невольная ухмылка. Ха! Не зря, как оказалось, совсем недавно в моей бедовой голове возникли образы солдат-эсэсовцев. Абсурдное совпадение тому виной или мистическое предвидение, однако налицо факт – перед глазами распечатка цитат из работы некоего Р.Птифрера:
“...В Вевельсбурге (Вестфалия) ежегодно происходил тайный капитул, на котором председательствовал лично Генрих Гиммлер. В течение недели, в полной изоляции, присутствующие с полной серьезностью предавались духовным упражнениям и умственной концентрации (вдохновленные духовными упражнениями Игнатия Лойолы), причем все это чередовалось с трудно воспринимаемым ритмом... В зале Большого совета стоял предназначенный для фюрера трон. В двенадцати тысячах томов была собрана вся известная литература о культе расы...”
“В программе психофизической подготовки применялся “тиркампф” – борьба против собак. Обнаженные по пояс, без всякого оружия, эсэсовцы должны были сопротивляться в течение двенадцати минут огромным догам, которых на них натравливали.
Затем наступал черед испытаний танками: в тесно сомкнутом строю, гусеница к гусенице, танки на большой скорости двигались в лобовую атаку. Перед каждой машиной находился будущий эсэсовец, вооруженный лишь одной саперной лопаткой. У него было двадцать четыре секунды, чтобы вырыть окоп и укрыться от танка.
Практиковались также и “испытания гранатой”. На глазах свидетелей, стоящих за бетонным парапетом, кандидат должен был выдернуть из гранаты чеку и осторожно положить ее на каску. До взрыва было четыре секунды. Стоя по стойке “смирно”, человек ждал... Случалось по-разному: если граната падала, но испытуемый не трогался с места, то получал более или менее серьезные ранения в ноги – это давало ему право на пенсию по инвалидности. Если он отпрыгивал в сторону, то подлежал уничтожению. Если граната взрывалась на каске, оглушая кандидата на несколько минут, его принимали в СС и в дальнейшем он мог занимать самые высокие посты в рейхе.
В унтер-офицерских школах в ходу было страшное испытание: засучив рукава и вооружившись скальпелем, кандидат хватал левой рукой живую кошку за шею. Лезвием он должен был выколоть глаза бедному животному, не повредив их. Каждому кандидату давали по три кошки...”
Какая мерзость! Жаль, родился я поздно. Меня бы надзирателем в охаенные правозащитниками сталинские лагеря
Я бросил на стол прочитанную бумажку, взял следующую:
“...Личный врач Гитлера доктор Морелль, используя эликсир, ставил опыты на узниках концлагерей. Первые результаты вдохновляли, и опытные образцы эликсира были переданы люфтваффе для спасения летчиков, сбитых над морем. Обычно смерть наступала, когда температура тела снижалась до 28°С. Но после применения эликсира летчики возвращались к жизни, даже если температура тела опускалась до 4°С.
Перед капитуляцией немцы уничтожили запасы эликсира и журналы лабораторных исследований. Но русским известно многое об этой научной проблеме...”
И все. Маленькая цитатка, далее чистый лист.
Я взялся читать очередную бумажку, запнулся на вступительном предложении, заглянул в конец, прочитал в правом нижнем углу “Сага об Эгиде”, обругал себя болваном и вернулся к началу:
“...Хрут так разъярился, что забросил щит себе за спину и взял копье обеими руками. Он бросился вперед и резал, и колол врагов направо и налево. Люди разбегались от него в разные стороны, но многих он успел убить. Люди видели, что он тащит по полу свои внутренности, но продолжает сражаться. Мужество этого человека очень хвалили. Эгил конунг приказал...”
Чего приказал конунг Эгил, я так и не узнал, ибо открылась дверь и в кабинет вошел невысокий, широкоплечий кореец. Национальную принадлежность вошедшего я, уверен, определил безошибочно. Бультерьеру случалось встречаться с так называемыми “русскими корейцами” на соревнованиях по “боям без правил”.
Корейцу было лет на десять поболе, чем мне. Сохранился он отменно снимите черный чиновничий костюм, переоденьте мужика во что-нибудь более демократическое, и он легко сойдет за моего одногодка. По-хозяйски подойдя к столу, кореец присел на край столешницы, взглянул на браслетку наручников, что обхватила мое левое запястье, спросил то ли в шутку, то ли всерьез:
– Не жмет?
– Не-а, нормально.
– Можешь снять, – произнес он с какой-то неопределенной интонацией. То ли спросил, то ли разрешил.
– Запросто. – Я освободил руку. Пустое кольцо наручника звякнуло о трубу отопления, я размял запястье.
– Впечатляет, – кивнул Кореец. – Тебе бы в цирке выступать.
– В цирке вы бы меня сразу нашли. Кстати, на чем я прокололся?
– На хулиганстве.
– Не понял?
– Под моим началом вкалывают талантливые... – Кореец неожиданно умолк, посмотрел в потолок, покачал головой. – Я неверно выразился. Ошибся в формулировке. Мы не “вкалываем”, работа – способ нашего существования. Мы живем работой. Тебя вычислил талантливый мальчишка-программист. Двадцать два года мальчику. Всего. Пахарь, каких свет не видывал. Мальчик сочинил программу “Ловушка для Бультерьера”. Компьютер вылавливал из сводок все сообщения о рукоприкладстве. Мы...