Не дразните Бультерьера

Зайцев Михаил Георгиевич

Герасимов снова кивнул, спокойный и невозмутимый. Жалко, я не могу его обыскать. Культей, ха, пистолет не удержишь, культей можно похлопать по его карманам, но, коли в них нащупалось бы нечто подозрительное, пришлось бы дать Герасимову команду самому это подозрительное вынуть, а сие опасно, слишком. Даже если сунуть ствол ему в рот, все равно опасно позволять мастеру СИСУ шарить по карманам.

– Руки держи на руле, Герасимов. Возникнет надобность переключать скорости – предупреди меня, чтоб я случайно тебя не пришил.

– Боишься Герасима? – растянул в жалком подобии мстительной улыбки окровавленный рот Арсений Игоревич.

– К сожалению для него и для нас с тобой –

да, боюсь. Объясню, почему “к сожалению”. Вообрази, генерал, как я пугаюсь и жму на курок. Машина теряет управление, тебя я судорожно убиваю, чтоб ты уж точно не выжил после автокатастрофы, и, если сам вдруг остаюсь в живых, рассказываю в “Скорой помощи”, как ты, генерал, застрелил своего денщика, как ты...

– Тебе не поверят!

– Но у меня в любых ситуациях, каковые могут возникнуть промеж нас троих здесь, в замкнутом пространстве автомобильного салона, всегда больше шансов выжить, согласен, ваше благородие?

Генерал промолчал, а я продолжил болтать, и в каждой вновь произнесенной фразе содержалось больше бахвальства, больше пустой бравады, чем в предыдущей. К моменту выезда на Кольцевую я уже откровенно хвастался, а как свернули с Кольцевой по направлению к базе, далекой-предалекой, я вконец обнаглел и заявил, дескать, захочу, так и Владимира Владимировича возьму в плен без особых проблем. Изображать из себя чрезвычайно самодовольного супермена было нелегко, да и пленники притомились слушать пустые по содержанию речи, и, чтобы обострить их внимание, я начал повествование о том, как лихо разделался с похитителями художника-инвалида. Повествовал и внимательно следил за дорогой. Когда меня вывозили с базы, я наметил некоторое количество ориентиров и сейчас ждал их появления.

Первый ориентир – бензозаправка и автомойка – появился на повороте с четырехполосного шоссе на плохо заасфальтированную дорогу в две полосы. Я как раз описывал берлогу похитителей, где мне собирались отрезать голову, и впервые легкомысленно взмахнул пистолетом, вроде как забывшись, вроде сопроводив меткое слово эффектным машинальным жестом.

Сверкнули в зеркальце под лобовым стеклом внимательные глаза Герасимова. Невозмутимый рулевой отследил небрежное помахивание стволом и впредь косился в зеркальце чаще, чем раньше. А генерала легкомысленный жест хвастливого супермена не заинтересовал совершенно. Арсений Игоревич поник, заболтал я его. Генерал сопел, время от времени утирая раздутый нос, и, подозреваю, совсем меня не слушал, думал свою генеральскую думу. Не иначе, думал о том, что с ним станется, в смысле карьеры, ежели я отпущу их с Герасимовым в конце концов живыми и невредимыми.

Проехали второй ориентир – свернули у разлапистой елки с асфальта на грунт. Москва уже далече, но и база не близко. Встречные машины сделались редкостью, зато повстречался трактор, еле разминулись с сельскохозяйственным монстром. Я опять помахал пистолетом, резче, но дольше, чем в первый раз, ибо добрался до эпизода схватки с похитителями:

– ...Они меня держат, а я раз – руку освободил, левую, и номеру второму кулаком в нос, номеру третьему ребром ладони по яремной вене! Вскочил и видеооператору основанием ладони в объектив бац! Разворачиваюсь и двойке пальцем в кадык! Всех троих уделал, как говорится, “одной левой”! И ногами добил, дотоптал!

Арсений Игоревич меня слушал, но не слышал. Герасимов, наоборот, слушал внимательно и пристально поглядывал в зеркальце. Все более и более пристально. Рассказу про мытарства в андеграунде он верил, хотя, конечно, его раздражали, не могли не раздражать, мои пространные отступления на тему собственного беспредельного мужества, хладнокровия и выносливости. А драку

я специально живописал неправдоподобно, дабы мастер СИСУ усомнился в факте руко-ного-прикладства и подумал: мол, на самом деле этот хвастунишка калечный просто-напросто сумел завладеть оружием и всех на фиг перестрелял. И еще я надеялся, что Герасимов вспомнит, как запросто сбил меня с бортика бассейна, и, суммируя воспоминания с умозаключениями, присовокупив наблюдения, сделает оргвыводы, и во время следующего, якобы машинального, очевидно легкомысленного маха стволом господин Герасимов попробует меня обезоружить.

Зачем мне понадобилось, чтобы Герасимов меня обезоруживал? То есть попытался обезоружить. В смысле – атаковал. Лишь для того, чтобы машина остановилась, и обязательно в тихом, безлюдном местечке.

Для реализации следующих этапов задуманной акции мне понадобятся пальцы, а их у меня всего пять, и сейчас они держат пистолет. Шарахнуть Герасимову по затылку во время движения никак нельзя – не успею перехватить управление и слишком велик риск, что он, теряя сознание, крутанет руль чрезвычайно резко да на газ нажмет слишком сильно. Безусловно, с самого начала акции я мог и не корчить из себя самодовольного хвастунишку, мог вести себя деловито и сдержанно, а в подходящий момент ткнуть стволом в основание черепа рулевому и приказать сухо: “Жми на тормоз и пошел вон”. Но Герасимов не покинет шоферское место просто так, ибо понимает, что “просто так” на обочине я его оставить не смогу. Ведь я не самоубийца, помните?

– Как я определил место для засады? Спросите меня, и я отвечу! – Я поерзал, устраиваясь удобнее, ствол на краткий миг перестал целиться в кресло напротив. Сверкнули глаза Герасимова, отраженные в зеркальце. – И я отвечу: элементарно! В тусовке, в которую вы же меня и внедрили, господа военные, обожают мыть генеральские косточки. – Я повернул голову к Арсению Игоревичу. – Имеющий уши, да услышит! – За бортом машины лес, дорога безлюдна, кроме шума нашего мотора, иных автомобильных шумов не слыхать. Пора. – В тусовке, Арсений Игоревич, обсуждали вашу загородную резиденцию, да-с, батенька, да-с!.. – Произнося старорежимное “да-с”, я театрально взмахнул вооруженной рукой, и Герасимов среагировал на мой широкий жест молниеносной атакой.

Герасимов ударил по тормозам, сила инерции бросила меня и Арсения Игоревича на изнанку спинок сидений впереди. Герасимов, готовый использовать инерционные силы себе во благо, крутанулся в шоферском кресле, изменил вектор толчка, на зависть стремительно крутанулся и выбил просвистевшим в воздухе кулаком пистолет из моей приподнятой руки. Но и я ждал толчка, и я воспользовался дополнительной силой, суммировал ее рывком навстречу разворачивающемуся Герасимову, без всякого сожаления расстался с пистолетом, позволил его вышибить и ударился головой о голову Герасимова. В смысле ударил.

Дедушка учил меня: “Если чего-либо не удалось разбить головой – не удастся разбить и никакой другой частью тела”. Правильный удар головой самый мощный из доступных человеку. Только надо помнить о нюансах, иначе сам лишишься головы. Недопустимы таранящие удары лбом, бить надобно, выполняя головой вращательное движение, будто выполняешь команду “равняйсь”. Это движение спасет бьющего от сотрясения мозга и даст возможность нанести второй удар головой, служа для него замахом.

Первый удар пришелся Герасимову в висок, второй – я нагнул голову – в подбородок. Результат – глубочайший нокаут. Герасимов сползает в зазор меж рулем и креслом, Арсений Игоревич смотрит на меня равнодушными глазами, у него ступор, психологический шок, машина стоит посередине дороги в лесу, мотор работает на холостом ходу.