Не дразните Бультерьера
Шрифт:
– Толик, честно скажи – разит от меня водярой?
– Я не чувствую, – летеха, уже смущенный пожатием культи, смутился окончательно. Общение трезвого с пьяным всегда смущает, ежели нельзя послать грубо пьяницу подальше.
– Ништяк, Толян!.. Эй, молодой! – окликнул я замаячившего в дверном проеме башенки рядового. – Молодой, поди-ка сюда!
Солдатик нерешительно подошел, ежась под дождем, тискал автомат, поглядывая с опаской на лейтенанта.
– Толь, ты, конечно, за комендантом базы послал уже? Блин! О чем я спрашиваю?! Ну, конечно, послал, как только тачка на горизонте нарисовалась! Слышь, лейтенант, пока Трофим придет, пока ворота открывать будут, пока то да се,
– Товарищ лейтенант, разрешите? Я ихнюю супругу найду, я им белье из прачечной доставлял, знаю, где живут.
И я помню про то белье, и физиономию молодого сразу узнал. Поднатужусь и имя его вспомню, только ни к чему это сейчас.
Разве может отказать бравому вояке тыловая крыса? Безусловно, у Толика комплексы – я, калека, воюю, а он, здоровый мужик, полный сил, ворота стережет и обслугой командует. Не он, не Толик, а другой летеха дежурил на КПП в тот день, когда Клара провожала меня до ворот, но слухами земля полнится, и, вполне возможно, рассказали Анатолию про сдержанную грустную улыбку Клары и про то, как Машенька не дала мне поцеловать себя напоследок. А может, и не рассказали, так и что? Разве не мечтает Толя о такой же, как у меня, боевой подруге, преданной инвалиду беззаветно, глаза которой так и лучатся любовью, когда она рядом с хромоногим уродом? Мечтает, я уверен. Каждый мужчина мечтает о такой женщине. И каждый, глядя на меня, увечного, ей сочувствует.
– Товарищ лейтенант, разрешите? – Рядовой взял у меня записку.
– Автомат оставь там, под крышей, и чтоб быстрее ветра! – разрешил лейтенант.
– Слушаюсь! – Срочник побежал, комкая в кулаке мою записку, стряхивая с плеча автомат.
– Спасибо, дружище! – воскликнул я, то ли в спину рядовому, то ли в лицо Толику. Пьяно покачнулся и шагнул к генеральской машине, к правому ее борту.
Широким жестом я распахнул правую переднюю дверцу. Заявленный в моей первой реплике их благородие, Арсений Игоревич стал виден Толику. Я оглянулся, подмигнул сговорчивому летехе:
– Видал, как генералиссимус нажрался? – Нахально беру баул с кресла возле водительского и ставлю его на колени сопящему в две ноздри Арсению Игоревичу. – Толик, а может, откроешь ворота? Хотя, извини! Служба, понимаю. Не имеешь права без распоряжения коменданта. О’кей, ждем Трофима. – Заслоняю лейтенанту обзор задницей, нагибаюсь к целлофановому пакету с адской машиной. Пальцы лезут под целлофан. Залезают под свитерок, которым обмотана мина замедленного действия, прикасаются к стрелкам будильника, ставлю таймер на двадцать минут, активизирую мину, расправляю складки свитерочка, шуршу целлофаном.
Изображать пьяного – самое милое дело. Можно совершать алогичные поступки, можно комментировать малопонятные трезвому действия, не особенно задумываясь над собственными словами.
– Подарок тебе, лейтенант! – Я протянул Толику пакет, но тут же передумал, прижал подарок к груди. – Не, погодь! Трофим придет. Спрошу у него разрешения, можно ли тебе, Толян, подарить боевой трофей. А пока что... – С пакетом в обнимку хромаю за угол левой башенки, спотыкаюсь, кладу пакет возле левой штанги ворот. – Пока что пусть подарок здесь полежит. Не спорь, Толик! Дождик косой,
Я отступил к машине, а малость офигевший от кавалерийского хмельного наскока калеки-победителя Толик поворачивался за мной, будто флюгер. Он бы и рад был вставить словечко, но я ему не давал.
За плечом лейтенанта, в дверном проеме нарисовался комендант базы пират Трофим. Я поспешил шумно обрадоваться:
– О! Какие люди! Хаудую! Дуюду! Комендант, почему ворота не открывают? Разве наш Черных, наш Ильич, не сообщил, что мы с Арсением Игоревичем едем праздновать?! Трофим, будь ласка, залазь на секунду в тачку. – Я попятился к распахнутой правой передней дверце, засунул в салон зад, полез с соседнего в шоферское кресло. – Лейтенант! Толик! Будь другом, а? Спрячься на минутку в башенке и дверцу прикрои за собой, да? У нас с товарищем комендантом будет короткий, но о-о-чень конфенденц... Конфенданц... Тьфу! Кон-фен-ден-ци-аль-ный ба-зар-р...
Трофим, одетый, как всегда, по-пиратски – в тельник, фуфайку, галифе и хромовые сапожищи, – пожал плечами, поскреб ногтем щетину на подбородке, глянул на оглушенного моим геройским пьяным вниманием Толика, увидал пакет у штанги ворот, спросил лейтенанта:
– А там чего? В пакете?
– Там мой подарок Толику! – возопил я. – Залезай в тачку, Трофим! Есть, чего тебе шепнуть, лезь, обижусь!
Внемля моей отчаянно проникновенной просьбе, лейтенант Толик отошел к башенке, переступил порог, но дверцу закрывать не стал. И черт с ним оттуда ни хрена не видно сквозь залитые дождиком, да еще и затемненные автомобильные стекла, и ни фига не слышно, ежели я прекращу орать, а я скоро прекращу.
Трофим проводил взглядом Толика, хмыкнул и подошел к машине. Согнулся, заглянул в салон. Прежде всего, разумеется, повернул голову к спящему нездоровым сном генералу. От Арсения Игоревича разило перегаром, Трофим поморщился, повернулся ко мне и увидел ствол “стечкина”.
Я сидел за рулем, держал пистолет на уровне колен и улыбался отнюдь не пьяной улыбкой.
– Залезай, Трофимушка, весь в машину, давай. А то голова в сухости, а зад под дождем мокнет. Лезь медленно, избегая резких движений. Торопись, а то мой единственный указательный палец вздрогнет и... И сам понимаешь...
– Чего ты заладил: “А то, а то?” – передразнил Трофим, буднично и совершенно спокойно. Сел в кресло рядом со мной, плавно закрыл за собою дверку, хмыкну в очередной раз: – Хм, обманул, какой талант пропадает. Я в натуре поверил, что ты пьяный.
– Учти, стрелять я умею еще лучше, чем обманывать.
– Учел. В тире на стрельбах ваньку валял?
– Так точно. И все время, которое мы с тобой знакомы, валял его же. Терять мне сейчас нечего, пру ва-банк, так что не обессудь – надумаешь геройствовать, убить не убью, но дырок в организме наделаю.
– Чего в пакете?
– В целлофановом у ворот? Адская машина, скоро бабахнет. Не вздумай, кстати, заниматься разминированием. Я тебя отпущу, командуй дежурным на КПП убегать, да и сам беги подальше, ладно?
– И ладно, и складно. Хм, ворота завалишь, как же мы за тобой технику в погоню пошлем?
– Зришь в корень, комендант. Никак вам за мною погоню не устроить. Разве что погонишься на своих двоих за моими колесами. Да, и не забывай, пожалуйста, что у меня генерал в заложниках. – Я распахнул культей пиджак, в одном внутреннем кармане брякнули обоймы, из другого торчал кончик ножа. – И не забывай, что я прилично вооружен. А чего в бауле на генеральских коленях, догадываешься?