Не дрогнет рука
Шрифт:
Мне не составило труда договориться с секретарем партийной организации института, и он, позвав Ирину, сам ушел, предоставив в мое распоряжение кабинет. Первая минута свидания была тяжела для нас обоих.
Ирина, испытывая смущение, старалась не глядеть на меня. Я же, еще не забыв ее оскорблений, не мог побороть естественного чувства обиды, но оно быстро исчезло, едва я вгляделся в ее лицо. Глубокое сожаление проснулось во мне при виде тех следов, которые горе оставило на этом милом лице. Мне казалось, что я смотрю на Ирину сквозь тусклое запыленное стекло, — так
Ирина начала первой.
— Я должна извиниться перед вами, — сказала она сдержанно. — В прошлый раз, в порыве горя, я наговорила вам много несправедливого. Потом, когда няня меня пристыдила, а майор Девятов помог разобраться в том, что главным виновником моих несчастий был Арканов, я поняла, что вы ни в чем передо мной не виноваты. Вы только выполнили свой долг.
Тут она подняла на меня свои, прекрасные, полные неизбывного горя глаза. Взгляд их сказал мне в тысячу раз больше, чем ее слова, заставив мое сердце забиться. Оно еще помнило…
Я первый отвел глаза и молча наклонил голову в знак того, что принимаю извинение.
— Я опять обращаюсь к вам, — сказала после минутной паузы Ирина, — но не подумайте, что за помощью для себя лично. После всего, что произошло, я не посмела бы побеспокоить вас ради этого. Но я хочу отомстить за отца и брата тому, кто их погубил. Вы же, я думаю, хотели бы разыскать его и наказать за прошлые преступления. Я была бы рада помочь вам в этом.
Яркая краска румянца, вызванная возбуждением, разлилась, как отблеск пожара на снегу, по ее бледным щекам, глаза загорелись ненавистью.
— Я не успокоюсь, пока не отомщу ему, — продолжала она. — Он здесь, в Каменске, сегодня утром звонил мне, и я убеждена, что он во что бы то ни стало постарается увидеть меня.
Она рассказала, как встретилась с Аркановым во дворе своей подруги, а также о посещении мнимого агента.
— Как он может надеяться уговорить вас уехать с ним, — спросил я, — раз он знает, что противен вам?
— Арканов рассчитывает убедить меня, что я такая же отверженная, как и он.
Я постарался уговорить Ирину, чтобы она не вздумала поверить Арканову.
— Да я и так уверена, что меня не тронут, — возразила она. — Ведь я виновата только в том, что моя слепая любовь к Радию помешала остановить его вовремя, когда он начал сбиваться с пути. Я должна была сразу обратиться к кому-нибудь, кто убеждением, а может быть, даже и угрозой, заставил бы его одуматься. Но я этого не сделала. Вместо того чтобы спасти брата, я поступила как злейший враг. Эта мысль угнетает меня гораздо сильней, чем те унижения, которые приходится теперь испытывать. Правда, я не могу пожаловаться на подруг, они ко мне относятся по-прежнему, но некоторые из знакомых… Это очень нелегко — быть предметом неприязненного любопытства и замечать, как тебя сторонятся.
Я спросил Ирину, как она
— Я помогу вам найти Арканова. Он обязательно даст мне еще о себе знать и пока не увидится со мной ни за что не уедет, хотя, как он говорит, ему опасно оставаться здесь. Но он вообще ни с чем не считается. Это какая-то дикая, безрассудная натура.
— Он лжет, говоря, что очень рискует. Ему прекрасно известно, что, пока у нас нет никаких доказательств его участия в каком-либо серьезном преступлении, мы его арестовать не можем. То, что он выдавал себя за научного работника, не такой уж большой проступок, если он не получал от этого никаких материальных выгод, а то, что он являлся сообщником, если не руководителем Радия, будет нелегко доказать.
— Так что же, по-вашему, он должен оставаться на свободе? — возмутилась чуть не до слез Ирина. — Это же ни на что не похоже!
— Вы правы, его нужно схватить. Но для этого мы должны сначала установить подлинное лицо этого негодяя, узнать, на какие средства он существует, с кем общается, что делает. Вот тогда — я в этом не сомневаюсь — за ним откроется немало таких «подвигов», которыми заинтересуется прокуратура. Но это трудное дело — помогать нам изобличать преступника. Не знаю, под силу ли оно вам будет?
— Я готова! — воскликнула Ирина, оживившись. — Скажите, что я должна делать, и я буду строго выполнять ваши указания.
Я задумался. Представлялась интереснейшая возможность разоблачить опасного преступника. План действий мгновенно созрел у меня в голове.
— Вам придется притвориться перед Аркановым, что поверили, будто у вас нет иного выхода, как следовать за ним, но с отъездом должны всячески тянуть, давая понять Арканову, что вы постепенно меняете свое мнение о нем к лучшему.
— Я согласна на это, хотя и чувствую, что будет тяжело и противно, но я выдержу… постараюсь выдержать…
— Учтите опасность, которой вы себя подвергнете. Хотя мы и примем меры, чтобы с вами не случилось ничего худого, но всего не предусмотришь, а люди, подобные Арканову, бывают подчас опаснее тигра.
— Я понимаю, — бледнея, прошептала Ирина. — Тем необходимее его уничтожить. Только нельзя ли, чтобы, кроме вас, никто не знал, о чем мы с вами сегодня говорили? Вам я совершенно, абсолютно доверяю, а другие… кто же их знает!? Они могут быть неосторожны, а ведь Арканов уже предупреждал меня…
— О чем?
— Что тогда мне не жить.
— Мерзавец! — вырвалось у меня. — Не бойтесь, я отвечаю за вашу безопасность!
Но тут я вспомнил, что нахожусь не в Борске, где каждое мое слово подкреплялось служебным положением и поддержкой всех товарищей во главе с Нефедовым. Здесь же я всего только рядовой работник районного отделения, к которому дело Арканова ни с какой стороны не относилось.
Однако это было только минутное сомнение. Ведь за мной стоял весь мощный аппарат советской милиции. Суть дела не могла измениться от того — я или кто-нибудь другой из моих товарищей окажет Ирине помощь. Но в глубине души я считал, что лучше будет, если это сделаю именно я.