Не дрогнет рука

Волков Николай Валерианович

— Дима Карачаров? Вот встреча! — воскликнула она. — Никогда бы не подумала, что вы станете таким….

— Каким таким? — насторожился я.

— Ну как сказать?.. — смущенно засмеялась она, — таким усатым и большим. Я почему-то думала, что из вас обязательно получится ученый, такой, ну знаете, мешковатый, суховатый, в очках, с бородой и очень, очень умный. Ведь вы всегда были ужасным букой, неловким и серьезным, как профессор.

— А может быть, я и действительно готовлюсь в профессора? А бороду еще не поздно отрастить.

— Нет, — все так

же смеясь, возразила она. — Несмотря на штатский костюм, вы больше похожи на офицера. Вы, наверное, старший лейтенант в отпуске. Верно, я угадала?

— Ошиблись только в одной звездочке. Я капитан.

Ирина была так приветлива со мной и даже, кажется, взволнована нашей встречей, что я вообразил, будто она рада видеть меня. Невольно отголосок давно забытого юношеского нежного чувства сладко отозвался где-то в глубине моей души.

— Как поживает Радий? — спросил я, чтобы Ирина не подумала, что я все еще сержусь на ее братца. — Где работает, кем?

Лицо Ирины вдруг померкло.

— Ничего, спасибо, — уклончиво ответила она и вдруг, повинуясь какой-то внезапной мысли, быстро спросила: — Вы не в Каменск едете? Ну вот и хорошо. Обязательно приходите к нам. Я уверена, что вы теперь уж перестали сердиться на наших. Они будут очень рады вас видеть.

За разговором я и не заметил, как поезд, миновав огромный мост над великой сибирской рекой, подкатил к Каменскому вокзалу. Я проводил Ирину до автобусной остановки и там, дождавшись, когда подошла очередная машина, попрощался с ней.

«Если она меня окликнет, — внезапно подумал я, провожая ее взглядом, — то я зайду к ним, а если нет, то больше мы не увидимся».

Людей в очереди было много. Ирине удалось втиснуться в автобус одной из последних. Уже поднявшись, она оглянулась и через головы вскочивших вслед за ней мальчишек крикнула мне:

— Приходите же, мы будем ждать!

Глава четвертая

БЫВШИЙ ТОВАРИЩ

Радия Роева я знал с детства. Мы учились в одной школе, сидели на одной парте и жили неподалеку друг от друга, так что много лет подряд виделись по нескольку раз на день. Это был высокий, хрупкий, всегда тщательно и нарядно (даже в годы войны) одетый паренек с чубом волнистых черных волос, делавших его похожим на итальянца, с чрезвычайно быстро меняющимся выражением красивого, как у сестры, бледного лица.

В раннем детстве мы были очень дружны. Но когда подросли и лучше разглядели друг друга, то увидели, что общего во взглядах и интересах у нас немного.

Помню, в те годы лучшим удовольствием для меня была рыбалка и связанные с нею ночевки у костра, разноголосое позвякивание колокольчиков на донных удочках, поставленных на налима, путешествия вверх по реке на узкой, верткой долбленке, когда, упираясь в каменистое дно длинным шестом, налегая на него всей тяжестью тела, быстро скользишь вдоль берега, то скалистого, то поросшего лесом, ощущая в груди чувство полета.

Радия же ужасала

мысль, ночуя под открытым небом, промокнуть под дождем, а катаясь на лодке, — перевернуться и утонуть. Он даже не научился плавать, что было странно для мальчишки, выросшего на берегу могучей сибирской реки. Радий, однако, ставил себе чуть ли не в заслугу это неумение.

— Что я, лягушка что ли? — говорил он, презрительно надувая губы, когда его звали купаться. У него вообще была манера гордиться тем, чем вовсе не следовало. Он хвастался, что никогда не стоял в очереди в магазинах, ни разу не пришил себе оторвавшейся пуговицы, не подметал в комнате. Все это, по его словам, было «бабским» делом. В этом он копировал своего отца, предоставлявшего своим домашним заботиться о нем вплоть до последней мелочи.

Несмотря на довольно прохладные отношения, установившиеся между нами, мы продолжали вместе готовить уроки. Для этого Радий обычно приходил ко мне. Так было удобней для нас обоих, потому что обстановка в квартире моего приятеля мало располагала к занятиям. Там всегда было шумно: то к ним приходили гости, то между отцом и очередной мачехой Радия (на моей памяти их сменилось три) происходили шумные объяснения.

Кроме того, Радий еще и потому предпочитал заниматься вместе со мной, чтобы не затруднять себя решением особенно каверзных задач, предоставляя обычно мне одному ломать голову над ними. А я со своей стороны использовал его, заставляя спрашивать у меня устные уроки, что он и делал с видом заправского репетитора, придираясь и поправляя меня по мелочам на каждом шагу, глядя, конечно, в учебник.

Этого опроса для него было достаточно, чтобы самому в общих чертах усвоить заданное и ответить на тройку, а если посчастливится, то и на четверку.

Что представлял собой в школьные годы Радий, можно было судить по тому, какие отношения у него сложились с ребятами и с учителями.

Он привык всегда ставить себя выше других и с этой высоты едко высмеивал все наши самодеятельные кружки и так увлекавшие большинство ребят школьные затеи, вроде мичуринского сада, голубятни, живого уголка с кроликами, белками и другим зверьем.

— Чем бы дитя ни тешилось!.. — Этой фразой он неизменно встречал каждое наше новое начинание. Вылазки в лес он называл не иначе, как «на лужайке детский крик», пионерские сборы — игрой в солдатики.

Конечно, у него находились последователи, и эта небольшая группа портила нам немало крови.

Однажды, будучи еще в пятом классе, Радий, на потеху своим приятелям, решил раскрасить «под тигра» нашего общего любимца — маленького белого крольчонка, жившего в кабинете биологии; измазал его чернилами и основательно напугал.

Узнав об этом, мы страшно рассердились. Приятели и последователи Радия струсили и тотчас же выдали его с головой. Весь класс поднялся против него. Было решено в первую же перемену устроить над ним суд. Однако из-за недостатка опыта в таких делах, мы ограничились тем, что просто отколотили его.