(не) Его Малыш(ка)

Фокс Нана

— Клубника там… на кухне… хочешь? — запинаясь, шепчет Кроха, чуть нервно сглатывая, и машинально дергается в сторону дверного проема, но я стопорю этот маневр легко, без какого-либо сопротивления.

— Хочу…

Очень хочу — ее!

До дрожи в руках боюсь все испортить. До тремора в теле хочу мою девочку, и чтобы только этот запах клубники с нотками морского бриза окутывал хрупкое девичье тело.

— Тебя хочу…

Подушечками больших пальцев провожу по бархатной нежной коже. Ловлю прерывистый взволнованный выдох.

Немного отклоняюсь, чтобы поймать в фокус изумруд ее затуманенных глаза и читать Кроху, как раскрытую книгу. Там, в глубине, плещутся наивность, удивление, волнение и… желание! Этот убойный коктейль, словно зажженная спичка, поджигает бикфордов шнур моего терпения. Еще не рвануло, но уже на грани.

— Можно? — Я держусь из последних сил, но мне важен, очень важен ее ответ.

Ее разрешение или…

Нет о втором я даже думать не хочу, но исключить не могу, и поэтому, затаив дыхание, просто жду. Трясусь в ожидании не хуже юнца на первом свидании.

А она… Она разрывает в хлам мою выдержку. Несмело приподнимается на носочках, разжимая пальчики на краях стремящейся опасть с ее тела тряпки. Цепляется ладонями за мои плечи, тянется ко мне, словно одуванчик за лучами солнца, и…

И чуть неуклюже касается своими губами моих. Терпеливо жду, молясь лишь об одном: «Смелей, мой цветочек, все будет только так, как ты того захочешь».

Неуверенные движения ласковых рук от плеч к шее опаляют оголенные нервы. Самоконтроль трещит по швам, разгоняя по венам убойные дозы адреналина. В ушах — бешеный гул, перед глазами — легкая пелена. Но малышкино дыхание на моей коже, ее невесомые касания и несмелые поцелуи стоят того, чтобы временно потерпеть ноющий дискомфорт в штанах.

— Я… — срывающимся голосом шепчет она, запутываясь тонкими пальчиками в моих волосах на затылке, — тоже… — нервно выдыхает, вверяя мне самое ценное, что у нее есть: себя!

Глаза в глаза — и мир вокруг перестает существовать. Есть только мы и то, что творится между нами. Эта нереальная химия! Этот восторг и эмоциональный взрыв! Это так бесценно и ответственно — взять то, что предлагает она, и сделать только своим.

К черту летит ее полотенце, оседая бесформенным комом где-то за моей спиной. Злое «мяв» раздается из-под него, а я лишь добавляю в эту кучу свою футболку.

— Там Кошик, — путано переживает за обиженную животинку моя заботливая Кроха.

— Он еще мал, чтобы подглядывать за взрослыми, — шепчу я, улыбаясь в ее приоткрытый рот, и накрываю его поцелуем — жарким, жадным и клеймящим. Сплетаю наши языки в таком бешеном танце, что воздуха не хватает и кажется, еще чуть-чуть — и я взорвусь, как незрелый юнец.

Подхватываю Агнию на руки и спешно направляюсь в сторону лестницы. Она, обвив мою шею руками, утыкается носом в ямочку ключицы. Жар её взволнованного дыхания разгоняет по моему телу мурашки.

— Я же тяжелая, — тихо сопротивляется Кроха, но все же крепче прижимается и затихает в моих

руках.

— Ты идеальная. — Я дурею от аромата ее волос и пинком открываю дверь в свою спальню.

Бережно опускаю Кроху на кровать, замирая от открывшейся моему взгляду картины. Обнаженное шикарное тело, разрумянившееся и безумно желанное. Манящие полушария упругой груди, округлый животик, хранящий маленькую жизнь. Точеные ножки, плотно сдвинутые в смущении, старательно прячущие от меня сокровенное местечко. Широко распахнутые омуты зеленых глаз, глядящих на меня с надеждой и легкой нерешительностью. Пухлые клубничные губки и розовый кончик шаловливого язычка, проходящийся по ним.

Боже, Кроха, что ты со мной делаешь?! Я же сдохну, если ты сейчас пойдешь на попятную. Я сдохну, если это все не навсегда!

Не разрывая нашего зрительного контакта, медленно стягиваю с себя джинсы вместе с трусами, выпуская на свободу томящееся в заточении естество. Прохожусь по нему сжатой ладонью, желая хоть бы чуть-чуть ослабить напряжение, чтобы не слететь с катушек раньше, чем малышка получит свою порцию наслаждения. Она не отворачивается, следит за моими движениями, и взгляд ее медленно, но верно наполняется мороком пьянящей страсти, безжалостно растворяя сомнения и страхи.

Опускаюсь на кровать около ее разгоряченного тела, а ладони покалывает от потребности прикасаться к ней, заласкать до томных стонов, вышибая из памяти все предыдущие ночи с другим (я отчего-то уверен, что я — второй ее мужчина, и к тому же последний!).

Вновь поцелуи, и её бархатная кожа под моими руками полыхает огнем безудержного желания. Скольжу по телу Агнии, не в силах насладиться, стремясь продлить прелюдию до умоляющих всхлипов нетерпения. Покрываю поцелуями все чувственные местечки, обходя лишь самое потаенное.

Скулы сводит от потребности погрузиться в нее, но…

— Кроха, — сипло выдыхаю, прикусывая мочку ушка, — нам можно или…?

Вопрос на миллион, самый важный в данном положении. Я не хочу навредить ни ей, ни малышу.

— Я не знаю… — смущается она, царапая тонкими ноготками мою спину, цепляясь за меня, как утопающий за спасательный круг. — Я не разговаривала с врачом на эту тему. — Казалось бы, куда еще больше смущаться, но она, словно хамелеон, меняет цвет с нежно-розового, на пунцовый. — Мне не…

— Все хорошо, милая, — успокаивающе провожу костяшками пальцев по алеющей щечке, — мы разберемся с этим позже. — Легкий поцелуй. — А пока и так есть куча способов получить удовольствие. — Одариваю ее улыбкой и вновь утягиваю нас в пучину наслаждения.

Руками, губами довожу малышку до взрыва, чувствую, как сжимается ее естество вокруг моих пальцев, и в сотый раз в упоении шепчу:

— Моя, только моя, Кроха!

Ее гортанный вскрик разрывает тугую пелену окутывающей нас страсти, врезается в барабанные перепонки оглушающим разрядом неповторимого экстаза.