Не ходите девки в лес

Никольская Наталья

– Я не против него, я за истину и справедливость! – изрек Прохоров торжественно, подняв вверх указательный палец.

– Послушайте, но пока вина Дрюни не доказана, может быть, его можно отпустить? Ведь если анализ подтвердит, что он не виноват, значит, он зря там парится?

– Ну, милая моя! А если подтвердит, что он? И где его искать? Он за это время на юга сквозанет!

Я посомневалась про себя, что Дрюня сможет «сквозануть» на юга по причине постоянного отсутствия у Дрюни денег, но поняла, что мои доводы Прохорова

не убедят.

– Отпустите меня, пожалуйста, – тихо попросила я. – Меня подруга ждет.

– Ладно, иди пока! – крякнул Прохоров, покосившись на пачку сигарет, и я поняла, что обязана своим освобождением только его никотиновой зависимости. Николай Трофимович с удовольствием помурыжил бы меня подольше, но ему смерть как хотелось курить.

Я не стала заставлять себя уговаривать и мигом вылетела из прокуренной мрачной бендежки на солнечную улицу.

К Скворцовым я неслась чуть ли не бегом.

У калитки стояла Светлана Дмитриевна.

– Ну слава богу! – произнесла она при моем появлении и обняла меня. – А я уж хотела идти выручать тебя от этого старого хмыря. Все в порядке, Оленька?

– В относительном, – ответила я. – А Наташа пришла?

– Да, она в своей комнате.

Я помчалась к Наташкиной комнате, перепрыгивая через две ступеньки.

Наташка, как всегда, лежала на кровати.

– Ну что? – запыхавшись, выкрикнула я, больше всего боясь услышать, что человек Жоры меня не дождался, и она его не встретила.

– Вон, – Наташка кивнула головой на сверток, лежащий на столе. Он был завернут в газету и напоминал по виду книгу.

Я схватила сверток и быстро принялась его разворачивать. От волнения руки мои тряслись, и я никак не могла справиться с газетой. Наконец, я сорвала ее, схватила прямоугольный предмет в руки и поднесла поближе к глазам. Честное слово, вначале мне показалось, что мои глаза без очков стали шалить и показывать мне совсем не то, что было перед ними на самом деле.

В руках я держала коробку конфет!

– Ничего не понимаю… – растерянно посмотрела я на Наташку. – Жора прислал мне конфеты?

– Там еще записка, – кивнула на стол Наташка, удивленная не меньше меня.

Я схватила белый листочек и развернула. Очень четким и аккуратным почерком там было написано:

«Родная, очень жалею, что не смог с тобой встретиться. передаю, что хотел. Жду тебя во вторник на том же месте. Целую.»

Я напрочь отказывалась понимать, что происходит, и от этого безумия заходила по комнате по кругу. Мне казалось, что весь мир сошел с ума.

– Наташка! – взмолилась я, останавливаясь. – Откуда эта записка?

– Парень передал! – испуганно ответила Наташка.

– Ну-ка расскажи мне все по порядку.

– Ну, я пошла по тропинке, как и договаривались. Прошла, смотрю – сидит на пенечке, курит. Я подошла, говорю, заждались, небось? Он на меня с таким любопытством взглянул и говорит: вообще-то да,

но только не вас. Я говорю, а она, к сожалению, не придет. Просила все мне передать. И сверточек, и записочку. Вообще-то ты про сверточек ничего не говорила, но я решила и его прихватить. Он говорит, спасибо, я все понял. Сейчас, пару минут подождите. И отошел. Потом подходит, протягивает сверток и записку тоже. Вот, говорит, передайте ей, а я поехал. И ушел. Я все это взяла и вернулась домой.

– Так, я, кажется, все поняла! – осенило меня. – Жора для конспирации сунул настоящую записку в коробку! Ну конечно, как же я сразу не догадалась! Может быть, он передал мне какую-то секретную информацию!

Я быстро подлетела к коробке, которую отшвырнула на стол, бережно взяла ее в руки и стала снимать целлофановую обертку. На этот раз я спешила так, что помяла уголок коробки.

Наташка протянула мне ножницы, и я, поддев ими целлофан, освободила коробку.

Я сдернула крышку, и мы с Наташкой одновременно уставились внутрь. Там лежали конфеты. Обыкновенные шоколадные конфеты! Такого я просто не могла пережить!

– Наташа… – я бессильно посмотрела на подругу. – Ты что-нибудь понимаешь?

Та отрицательно покачала головой.

Я снова заходила по комнате по кругу, иногда останавливаясь и, целясь в Наташку указательным пальцем, выкрикивала какой-нибудь вопрос. Наташка, видимо, посчитав, что я в невменяемом состоянии, только осторожно пожимала плечами.

Наконец, она решилась спросить сама.

– Оля, а это Жорин почерк?

– Что? – остановилась я.

– Эта записка написана Жориным почерком?

Я, ничего не сказав, хотела взять листочек, но почему-то не увидела его. Тогда я перевела воспросительный взгляд на Наташку. Та все поняла и снова пожала плечами.

Черт, неужели это я его куда-то засунула? Но вот куда?

Я пошарила на столе, на кровати. Листочка не было. Да что же это такое? ну, бывает у меня, что я куда-то засовываю вещи, но чтобы вот так вот, буквально за пару минут на моих глазах исчез листок? Я же только что держала его в руках! Это же нужно умудриться его потерять. Видимо, подобное произошло со мной от расстройства.

Наташка подключилась к поискам, и мы стали перерывать всю комнату. Наташка даже заглянула за окно. Это не дало никаких результатов, и я предложила использовать дедуктивный метод. Мы стали рассуждать логически. Читая записку, я стояла у кровати. Значит, где-то здесь и должна была ее оставить.

Мы перетряхнули всю кровать, но записки так и не обнаружили.

Снова стали думать. Прошло уже часа полтора с начала наших поисков, а результат все еще был нулевым.

Наконец, соединив аналитический метод с методом научного тыка и просто беспорядочным переворачиванием комнаты, нам удалось обнаружить записку. Она торчала в батарее центрального отопления рядом с кроватью.