(Не)идеальный момент

Куин Меган

– Лия, хватит! – повышает голос Брайан. – Это совершенно неподобающее поведение в присутствии моей матушки.

– Но она же может вести себя так, будто я – второсортная бабенка, и у тебя с этим не возникает никаких проблем? Разве ты не видишь проблемы, Брайан?

Я вижу. Мысленно поднимаю палец вверх. Это ясно как день.

Тихо, ровным тоном Бив произносит:

– Давайте все сделаем глубокий вдох и сосредоточимся на торте.

Лия полностью игнорирует ее и поворачивается к Брайану.

– Ты всегда будешь на ее стороне, несмотря ни

на что. Она может сказать мне в лицо, что я не соответствую ее стандартам, но поскольку она так отчаянно хочет видеть тебя женатым, она согласится на меня в качестве невестки. Ты понимаешь, насколько это хреново, Брайан? Почему я должна хотеть войти в семью, которая так относится ко мне? Почему я должна хотеть быть с мужчиной, который позволяет своей матери так обращаться со мной?

Брайан переводит взгляд на свою мать, а затем снова на Лию.

– Матушка права. Я думаю, нам всем нужно сделать глубокий вдох.

– Мне не нужен глубокий вдох, – возражает Лия. – Я никогда в своей жизни не видела ничего настолько ясно.

Она встает из-за стола, снимает с безымянного пальца обручальное кольцо и кладет его на стол. Еще один мастерски поставленный вздох Бив эхом разносится по кондитерской.

Я хочу разразиться аплодисментами, чтобы поощрить доблестное поведение своей лучшей подруги, потому что, боже всемогущий, при виде яростной Лии, я ощущаю, как у меня твердеют соски.

– С меня хватит, Брайан. Я должна была покончить с этим еще некоторое время назад, но, возможно, мне просто нужны были неопровержимые доказательства того, почему я должна поставить на этом точку.

– О чем ты говоришь? – Во взгляде Брайана проскальзывает паника. Не могу сказать, беспокоит ли его то, что может сказать его мать о всем происходящем или он действительно беспокоится о Лие. Печально, что он даже на секунду может не поставить Лию на первое место.

– Ты относишься ко мне так, словно я занимаю третье место в твоей жизни, непосредственно после работы и твоей матери, и я не хочу быть с кем-то, для кого я не номер один. Ты оскорбляешь меня, когда говоришь, что у меня чуть ли не нервный срыв из-за стресса, что мне никогда не следовало менять прическу и что ты ненавидишь мои очки. Ты причиняешь мне боль, когда не хочешь прикасаться ко мне ночью, когда ты даже не хочешь пробовать со мной что-то новое. Я думаю, единственная причина, по которой я держалась так долго, заключается в том, что, когда я встретила тебя, ты помог мне пережить горе от потери моих родителей. Но теперь мне интересно, было ли это по доброте душевной, или ты пытался использовать их потерю, чтобы сблизиться со мной.

– Лия, это неправда.

Она подталкивает к нему кольцо.

– С меня хватит. Мы закончили. Мне надоело чувствовать себя дерьмово, когда ты рядом. Я больше не волнуюсь, поцелуешь ты меня или нет, когда увидишь. Я больше не спрашиваю себя, достаточно ли я хороша для тебя, достаточно ли хороша для твоей семьи. И мне надоело иметь дело с твоей

матерью-психопаткой. Я хочу большего. И я совершенно уверена, что заслуживаю большего. Пойдем, Брейкер.

Я встаю со своего стула, готовый бежать за ней на край света. Но поскольку у меня хорошие манеры, я сначала обращаюсь к присутствующим за столом, прежде чем уйти:

– Если что, звоните.

Я собираюсь вывести Лию за дверь, когда она оборачивается и заявляет:

– Кроме того, выбранный вами клуб, вероятно, одно из самых уродливых мест, которые я когда-либо видела, и в нем нет никакой элегантности, кроме пустых попыток выдать его за место, где собираются сливки общества.

Затем она тянется к столу, хватает шоколадный торт, покрытый шоколадной глазурью, и берет его в руки.

– Прихвачу его с собой, потому что это единственный приличный вариант на блюде.

А потом она поворачивается и выходит за дверь, я следую за ней с самой широкой, раздери меня карась, улыбкой на лице.

* * *

– Боже милостивый, – произношу я, когда мы подходим к моей машине. – Лия, я, черт возьми, не могу поверить, что ты это сделала.

Она дрожит и расхаживает взад-вперед, держа торт в руках.

– О боже мой, о боже мой… Неужели я только что сказала все это?

Я хватаю ее за плечи, не давая пошевелиться, и наклоняюсь к ней, чтобы заглянуть в глаза.

– Ты, черт побери, сделала это, и я бесконечно горжусь тобой.

– Правда?

Ее губы дрожат, и я вижу, что уровень адреналина начинает сходить на нет.

– Да, Лия. Это было потрясающе, и их семейка вполне заслужила таких слов! Господи, у меня там соски затвердели, когда я тебя слушал!

От этого замечания она начинает улыбаться.

– Затвердели соски, правда? – Я выпячиваю перед ней свою грудь, и провожу по затвердевшему бугорку ее свободной ладонью. – Очень твердые.

– Видишь. Черт возьми, я так горжусь тобой! Как ты себя чувствуешь?

Она кивает, слегка покачивая головой.

– Я чувствую… Я чувствую себя хорошо. – Ее глаза встречаются с моими. – Свободной.

И это заставляет меня улыбаться. Я беру ее на руки и кружу, прижимаясь своей головой к ее, пока она не протягивает мне торт.

– Нам нужно отпраздновать. – Я опускаю ее, и она указывает на торт между нами. – У меня есть чем.

– Думаю, нам нужно нечто большее, чем просто торт, но да, давай его съедим.

Она подносит торт ко рту и откусывает большой кусок, прежде чем предложить его мне. Я откусываю второй кусочек, и вместе, стоя перед моей машиной, мы едим украденное ею угощение прямо с ее рук.

Через несколько мгновений она говорит:

– Мне кажется, я знаю, чем хочу сегодня заняться.

– Твои предложения?

– Давай возьмем парочку пицц на обед, много-много крепкого сидра, возвратимся к себе и поиграем в «Разграбление».

– Вот как ты хочешь отпраздновать?

– Я и мечтать о большем не могла. – Она снова одаривает меня своей прекрасной улыбкой.