(Не) идеальный отец
Шрифт:
— Пойдем, Варя, здесь дурно пахнет! — хватает меня сестра за руку. Кажется, она решила изобразить из себя леди, но в роли Нонны она выглядит, откровенно говоря, нелепо.
— Это воняет помойка, из которой вы выбрались! — настигает нас голос Тима, а потом и его издевательский смех.
Уже в доме сестра шумно дышит, пытается прийти в себя, я же немного рада, что Тим перетянул на себя ее гнев. Может, мне меньше достанется? В надежде смотрю на нее и кусаю губы.
— Нет, ну ты только посмотри, что он себе позволяет!
— Вам подать чай? — из-за угла
— О боже, будет чудесно, — выдыхает сестра и томно закатывает глаза, упираясь пальцами в лоб, — и таблетку от головы, пожалуйста, Алевтина Юрьевна, иначе я сойду с ума.
Кажется, вопросы готовы сорваться с губ женщины, но она не нарушает субординацию и молча отправляется исполнять наказ.
— Пойдем в столовую, Варя, обсудим всё там.
В прохладном после улицы помещении усаживаемся за стол, и сестра принимается терроризировать меня вопросами.
— Как ты могла сбежать, Варя? Мне было так стыдно перед Пашей, перед Валерием Самуиловичем! Тебе стало плохо?
— Я просто не смогла, Эль, — свожу жалобно брови, — прости, но я бы не смогла сидеть за столом и улыбаться.
— Но ты могла хотя бы сбросить СМС! Не смогла бы она! Мы тебя искали, звонили, Валерий Самуилович с охраной пошел по улицам!
Становится неудобно, надо бы извиниться перед всеми.
— Эль, я не хотела ничего такого, просто мне стало плохо, морально плохо, — поясняю, — я забыла про всё, побежала в сторону парка, потеряла счет времени…
— Парка? — хватается она за сердце. — Ты с ума сошла? — ужасается, будто я пошла в джунгли, наполненные хищниками, а не в обычный городской парк. Хотя я понимаю сестру, это сейчас я успокоилась, а тогда мне было очень страшно. Холодно и одиноко.
— Так получилось, — заламываю пальцы, — я не хотела, чтобы кто-то волновался.
— Но так уж вышло, что мы волновались! Так что, Варя? Ты всю ночь провела в парке?! На улице же был дождь!
— Да, я уснула, но над скамейкой было дерево, меня почти не намочило, — вру.
— А что потом?
— Потом я поехала к Асе в общежитие, там переоделась.
— Но почему не домой?! Почему ты не позвонила? Мы бы тебя забрали!
— Телефон сел.
На второй вопрос не отвечаю, просто молча смотрю на сестру, позволяя ей самой догадаться.
— Значит, ты включила телефон и первому позвонила Тиму. Не сестре! Выходит, ты сбежала в качестве протеста? — сжимает она губы и резко вскакивает, нависая надо мной. — Хотела показать, что не принимаешь мою помощь и предпочитаешь замерзнуть в холодном парке, таскаться по чужим людям и звонить моему врагу? Знаешь что, Варечка, — шипит она мне в лицо, — справляйся-ка ты со своими проблемами сама! Позвони своей подруге, пусть она устроит тебя в общежитие. И маме позвони, пусть денег пришлет. На проживание, на учебу, на воспитание приплода, ей расскажи сказочку про то, как тебя обрюхатил какой-то мажор в темной комнате на вечеринке!
— О чем речь? — пугающе грозно звучит голос Павла Петровича, заставляющий
— Проштите, пошалуйста, — на полную катушку возвращается мой дефект, рождая косноязычие, — я не шнаю, кто это был, не шнаю, просто какой-то парень…
— Это была вечеринка по случаю окончания учебы, Паша! — Эляна просто уже не сдерживает себя и размахивает руками. — Я скоро свихнусь слушать о том, как она пошла туда и в какой-то темной комнате кто-то ей сделал ребенка! Это ужасно! Я не вынесу этого!
— Эляна, успокойся! — цыкает он на нее, выглядя обескураженным. — Девочка, ты должна мне сказать имя этого парня. Мы найдем его и прекратим это безобразие.
Голова начинает резко кружиться, виски сдавливает от давления, волнение не дает соображать, возможно, поэтому я говорю вовсе не то, что хотела, напрягая язык и ротовые мышцы, чтобы ни в коем случае позорно не шепелявить.
Хочу сказать, что Тим был на той вечеринке, что он обещал найти того самого таинственного парня, хочу просто потянуть время и закончить ужасную сцену, но вместо этого говорю слова, производящие эффект разорвавшейся бомбы:
— Тим был там…
Глава 12
Варя
О, боже мой, что я натворила? Что я сказала?
«Тим был там…» Это же можно совсем иначе понять. Меня разбирает вдруг истерический смех, который отчаянно держу в себе, ведь будет странно, если я засмеюсь, в то время как Павел Петрович, побагровев, смотрит на меня с опешившим видом. А Эляна пучит глаза, будто ее в грудь ударили и лишили способности дышать. Все впились в меня взглядами и ждут, что я скажу дальше. А я… А я не понимаю, как так вышло.
Слова не идут наружу, язык не в состоянии воспроизводить фразы.
Что я смогу объяснить? Снова же мямлить начну.
И это дает пищу для размышления обоим — и Эляне, и Павлу Петровичу.
Он выпрямляется, выражение лица становится серьезным и сосредоточенным, а потом решительно идет из столовой, и Эляна, бросив на меня злющий взгляд, бежит за ним, хватая за руку и пытаясь понять, куда он пошел.
— Я должен поговорить с сыном! — рявкает обычно спокойный и выдержанный муж сестры, и от этого я сначала подпрыгиваю на своем стуле, а потом прикрываю лицо ладонями.
Оставшись одна, то ли плачу, то ли смеюсь. Форменная истерика. Но недолгая. Ведь я плакала всю ночь, у меня уже просто нет сил поливать щеки слезами. Глаза уже болят от этих рыданий, я должна прийти в себя и разобраться с кашей, которую я заварила.
Я буду отрицать! Всё отрицать! Даже если меня припрут к стене, не скажу, что это был Тимофей, ведь он-то сам не помнит этого! Да, это глупо, но я хочу, чтобы он вспомнил и признался, а не отец вынуждал его признать отцовство. Мне хватает того, что он меня презирает за сам факт существования. Что же он сделает, подумав, что я навязываю ему ребенка?