Не играй со мной
Шрифт:
– Я не твоя маленькая девочка.
Она обошла вокруг стола и, повернув его стул так, чтобы оказаться прямо перед ним, сказала: – Это было низко. За всю мою жизнь меня никто так не оскорблял!
– Я не знаю, о чем ты говоришь. Я убедил друга просто поехать в круиз и расслабиться.
– Не жди за это благодарности. – Она ткнула тонким пальцем в его массивную грудь. – Ты послал его на мое судно, надеясь, что мы проведем друг с другом достаточно времени, чтобы твои инвестиции окупились.
– Ты могла вообще его не встретить! – прогремел он. – Это – большая лодка.
–
– Хорошо, и что в этом плохого? – поинтересовался он. – Ты встретила моего молодого друга, но ты и раньше встречалась с сотнями моих друзей.
Какой-то непонятный звук вырвался из глубины ее горла. На сей раз Сирина решила отойти от греха подальше. Она направилась к огромной книжной полке у восточной стены и взяла томик «Конституционной Конвенции». Открыв книгу, Сирина обнаружила тайник с шестью сигарами. Не сводя с отца глаз, она достала и надломила каждую сигару.
– Рина! – вскрикнул он в тихом ужасе.
– Сигары – лучший яд для тебя – сказала она, отряхивая пальцы от табака.
Держась за сердце, Дэниел встал. Его крупное лицо стало мрачнее тучи. – День, когда дочь предает собственного отца, становится непроглядной ночью.
– Предает! – закричала она, подходя к нему снова, – Как у тебя хватает совести говорить со мной о предательстве? – Упершись руки в бедра, она, ярко сверкнув глазами, посмотрела не него. – Я не знаю, что думает об этом Джастин, но могу тебя уверить, что я оскорблена претворением в жизнь твоей маленькой схемки.
Он ощетинился при упоминании имени Джастина. Возможно, положение вещей было не столь же плохим, как казалось ранее.
– И это вся благодарность, которую я получаю, беспокоясь о счастье своей дочери. Нет ничего более острого, чем язык неблагодарного ребенка.
– Думаю, нож мясника острее.
– Ты, кажется, говорила о яде, – напомнил он.
– Мой мозг достаточно гибок, – ответила она, медленно улыбнувшись. – Хорошо, чтобы ты не думал, что твои деньги пропали впустую, предполагаю, что должна сказать тебе, какое я приняла решение по поводу Джастина.
– Ладно, тогда … – Дэниел возвратился к своему столу, думая, что теперь она будет более разумной, накричавшись и побушевав немного. Все-таки жаль сигары. – Он – прекрасный мальчик: хорошие умственные способности, целостность, гордость.
– О, да, я вполне согласна с тобой, – сказала она приятным тоном. – Он также очень, очень привлекателен.
На этот раз Дэниел улыбнулся. – Я всегда знал, что ты разумная девочка, Рина. У меня было сильное чувство относительно вас с Джастином в течение некоторого времени.
– Тогда ты будешь счастлив узнать, что я решила стать его любовницей.
– Я не могу… – прервался Дэниел, сначала перепуганный, затем ошеломленный. – Черт возьми! День, когда моя дочь только попробует сделать, что-либо подобное, будет днем, когда я возьму ремень и всыплю ей впервые в ее жизни! Да, ремень, Сирина МакГрегор, и я не посмотрю, что ты взрослая женщина.
– Ах, так не посмотришь, что я взрослая женщина, неужели? – В то
Хмурясь, он изучал ее лицо. – Ты не думаешь становиться его любовницей, не так ли?
Сирина наградила его надменным взглядом.
– Если я и выберу себе возлюбленного, то я сделаю это сама, но я не буду ничьей любовницей.
Он почувствовал вспышку гордости наряду с приступом болезненного дискомфорта. Чтобы потянуть немного времени, Дэниел взял золотую ручку и покрутил ее в руках: ему потребовалось много усилий, чтобы сконцентрировать все чувства именно на гордости.
– Ты помнишь про мой скотч?
– Какой скотч?
– Ах, Рина.
Подойдя к нему, Сирина обвила его шею руками.
– Я не прощаю тебя, – бормотала она. – Я только симулирую прощение. И я хочу, чтобы ты знал, я вообще никогда не тосковала по тебе. – Она прижалась губами к его щеке.
– Ты всегда была непочтительным и надоедливым ребенком, – заявил Дэниел, обнимая ее с каким-то отчаянием.
Когда Сирина спустилась вниз, она нашла мать, сидящей в уютном кресле за шитьем, на подносе стоял чайный фарфоровый сервиз, украшенный крошечными фиалками. Глядя на эту сцену, Сирина восхищалась тем, как женщина может ощущать себя настолько счастливой в такой домашней обстановке и при этом быть блестящим хирургом. Руки, которые только в понедельник держала скальпель, сейчас создавала хрупкие образы при помощи иглы и стежков.
– О, как хорошо, – сказала Анна, поднимая взгляд на вошедшую Сирину. – Думаю, я точно рассчитала время, когда заказывала чай. Дорогая, подбрось, пожалуйста, еще дров в камин и иди сюда, поговорим. – Сирина пошла выполнять поручение. Анна оставила рукоделие, положив его на стол. Огонь весело потрескивал в камине, наполняя комнату божественным запахом леса.
До этого момента Сирина не понимала, насколько соскучилась по аромату горящего дерева.
– И настоящая ванна, – сказала она громко. Улыбнувшись, она повернулась к матери. – Тебе не кажется странным, что только сейчас я поняла, какая это роскошь – отмокать в ванне так долго, как хочется? После двенадцати месяцев стояния в ведре, которое называют душевой кабиной, начинаешь ощущать это особенно остро!
– И ты наслаждалась каждой минутой этого.
Смеясь, Сирина села на подушечку у ног Анны.
– Ты так хорошо меня знаешь. Это была тяжелая работа и веселое приключение. Но я рада вернуться домой.
Она приняла чашку и блюдце, которое ей передала Анна. – Мама, я знаю, что никогда не встретила бы столько много интересных людей, если бы я не сделал этого.
– Твои письма были всегда наполнены их описаниями. Когда-нибудь ты должна прочитать их для себя, чтобы вернуть воспоминания.