Не имея звезды
Шрифт:
— Что-то будете заказывать? — напомнила волшебнику леди.
— Вообще-то я подошел просто полюбоваться вами, — чуть смущенно произнес Ланс. — Но могу и сделать заказ.
— Тогда поторопитесь, — все продолжала улыбаться леди. — Иначе опоздаете на начало. Что будете брать?
— Из ваших рук? — переспросил Геб. — Хоть яд, но все же отдам предпочтение соленому поп-корну. Среднему.
Леди чуть хихикнула, и резво наполнила стакан воздушной кукурузой. Она протянула его Лансу, а тот, принимая, лишь на краткое мгновение, незаметное для стрелки часов, но ощутимое для человека, остановил свои пальце на её. Потом он резко отдернул руку, подхватывая второй падающий стакан и чуть смущенно улыбнулся,
— Еще бы немного и произошла катастрофа, — тепло рассмеялся юноша.
— Вы спасли положение, — кивнула чуть покрасневшая леди.
— Как и положено герою, — наигранно поклонился парень. — Спасибо за пищу, прелестная спасительница пустых челюстей.
— Ох не за что, герой поп-корна, — в шутливом реверансе расплылась официантка.
Прозвенел третий звонок и Ланс рисковал опоздать, так что он, кивнув на прощание, развернулся и пошел к залу. Но что-то заставило его остановиться на середине пути, и, развернувшись, спросить:
— А во сколько...
— В десять, — улыбнулась леди. — Моя смена заканчивается в десть.
Юноша кивнул и хотел было подмигнуть своим коронным, но вовремя себя одернул. То что происходило, резко отличалось от атмосферы Хога, где леди сами вешались на него. И уж точно от ШаШейха, где эти самые леди чуть ли не без приглашение залезали в штаны к парню. То что происходило сейчас. Не требовало сшибающего подмигивания, или завораживающей улыбке. Так что парнишка просто приподнял шляпу и вновь шутливо поклонился, взывая чуть смущенный приступ девичьего смеха. И этот смех был куда приятнее всего того, что раньше слышал юноша. Хотя бы потому, что это была не подделка, это был настоящие, живые, эмоции.
Ланс ушел в зал.
Один шедевр мультипликации и одна поданная куртка спустя
Ланс все еще был под впечатлением от работы известной студии, от красок, от музыки и истории, но в этот раз картина затронула совсем другие струны его души. В прошлый раз он словно нашел для себя тайную мечту, желание найти выдуманную красавицу, которая полюбила бы невыдуманного Уродца, а в этот раз... В этот раз парень посмотрел вещь о семье, о долге, об отваге и чести. Это было что-то такое, после чего ты понимаешь, как важен миг, в котором ты можешь держать руку близкого человека. Как важно не изменять себе, не бежать, а с честью принимать вызов на грудь, отвечая в полную силу, с отдачей, на какую только способен. Эта картина была о предателе, и о невыдуманном, испуганном ребенке, который вырос в настоящего «мужчину».
Но так же Ланс был и под впечатлением от другого. Наверно глупо звучит — но он робел, подавая куртку официантке. И это тот юноша, который на спор расхаживал по заполненному пляжу нагишом, тот юноша, который с легкостью скинул с себя чары полу-вейлы. Но все же он робел, подавая куртку.
Они шли по темным улицам, игриво сияющим в отсветах тусклых, мигающих фонарей, шли и болтали. В руках у них были рожки с мороженным, а в глазах стояло смятение, прикрытое смехом. Порой их руки прикасались друг к другу, и тогда они стремились задержать их так немного, но лишь чуть-чуть погодя, разрывали касание, на мгновение замолкая.
Я бы никогда не смог рассказать вам о предмете их разговора, потому что если когда-то так гуляли и вы. Просто с незнакомой девушкой или парнем, вечером, с мороженным или без него, по улицам на которых уже давно нет людей, а редкий прохожий сонлив и мутен, словно нечеткая проекция старого проектора. Если вы когда-нибудь так гуляли, с очаровательной девушкой, или симпатичным парнем, то знаете, что разговор потом сложно вспомнить. Обычно в памяти остаются лишь случайные мосты двух взглядов, и нечаянные прикосновения.
Иногда они останавливались, содрогаясь от смеха, а потом, резко обернувшись, бежали, будто за ними гоняться
Они гуляли долго, так долго, что даже не существует подобной меры времени. Хотя бы потому что в данный миг и час мог показаться вечностью, а в воспоминаниях он промелькнёт редким, насмешливым мгновением. Временем нельзя измерить подобные прогулки, только количеством случайных взглядов и нечаянных прикосновений.
Они доели мороженное и нервно теребили руками, не зная куда их деть. Будто каждый из них хотел вложить свою ладонь в ладонь другого, но не мог. Это было несколько комично со стороны, но раздирающе внутри. Тогда юноша не нашел ничего лучше, чем предложить присесть на скамейку. Они сели, погружаясь в озеро из света очередного мигающего фонаря. Она попросила сыграть. Ланс чуть стушевался, но все же достал Малышку. У него не было песен, которые можно было бы спеть девушке, и не было композиций, которые можно было бы ей сыграть. Так что Ланс решил сочинить новую. Нет-нет, вовсе не песню, а отдельный риф. О чем он был? В дрожании нот была официантка; в переборе аккордов — прогулка, переходящая на бег; в отражении отзвуков слышались касания и взгляды, но окончить этот риф юноша не смог. Он только убрал Малышку, немного краснея под восхищенным взглядом леди, и они пошли дальше — к её дому.
Они все так же смеялись, и разговор их был словно апогей шарма, будто незаметное волшебство. Вроде о чем-то, но с другой стороне — боже, в этом разговоре не было ничего. Наконец они дошли, и леди открыла калитку. Юноша встал на пороге, закинув руки за спину, чуть качаясь на пятках.
Потом он чуть наклонился и сделал «три шага», а она сделал всего «один». Сколько губ перепробовал Ланс, и это не были вкуснейшие. Сколько поцелуев он сорвал, и это не был искуснейший. Сколько девушек он обнимал, и это не была красивейшей. Но все же это был самый приятный из всех, самый захватывающий и безжалостно щекотаний что-то, чего вроде, как и не существует. Это был первый поцелуй волшебника из Скэри-сквера, несмотря на все, что были «до».
И она ушла в дом, а юноша, постояв, достал свою тетрадку и записал риф, добавив его окончание — в последнем аккорде звучал мимолетный поцелуй, будоражащий сознание еще долгое время после. А сверху дописал название «Прогулка с миражем».
Ланс развернулся, зная, что больше никогда не встретит эту леди, и чуть качающейся походкой отправился к лесу, где его ждала тропинка. Куда она вела? Ланс не знал, но он точно чувствовал, что она шла оттуда, откуда он не очень-то хотел уходить. И нет, это вовсе не было связано с очаровательной леди, подарившей ему первый, среди сотен других, поцелуй. Ланс не хотел уходить из сказки такой незаметной, такой волшебной и тайной, что зачастую её называют «реальность». И он все так же, как и почти четыре года назад, не хотел попадать в мир, где сказка такая яркая, такая отчетливая, такая пошлая в своей ощутимости, что название ей придумать довольно сложно. Ланс не видел шарма в превращающихся кастрюлях и мышах, в летающих метлах и убивающих проклятьях, в обортнях и Черных магах, в Министерстве магии и Светлых магах. В них совсем не было тонкости, не было волшебности неподдельного, неощутимого. Но было ли оно в создании мультфильма, который, Проныра был уверен, и спустя десятилетие будет у всех на слуху. Было ли оно в томном страдании над нотной тетрадью, или печатной машинкой? Или в прогулке с человеком, которого никогда больше не встретишь и не увидишь, человека, у которого ты так и не спросил имя? Пожалуй, в этом было волшебства и сказки больше, чем во всей магии Хогвартса.