Не климат выбирали, а судьбу
Шрифт:
Шум почестей и звонкие награды… —
В лицо уткнулась жёсткая трава…
Крик матери: «О, господи, не надо!»
Сполошный птичий гам, могильный холм,
Почётный караул, салют прощальный… —
Глаза друзей на мать глядят печально…
Весна в слезах, рокочет в высях гром.
Ушёл, как жил, — без жалоб и мольбы.
Прикрыт землёй, что называл родною.
И мать с седой до срока головою
Идёт по краю выжженной судьбы.
Припев.
Друзья, присядем, случай не простой.
Накроем стол: «Привет, дружище верный!» —
На поле, где сразила пуля-стерва,
По-русски помянём, махнув по сто…
Припев.
[1]
Солнце нещадно палило, обжигая кожу лица, не смотря ещё на довольно ранний час, становилось душно и Галь закатил свою коляску под навес.
Конец августа, скоро наступят праздники и здесь соберутся все его братья с многочисленными семействами и станет на их вилле шумно и весело.
На Рош-а-шана (еврейский новый год) должны приехать к ним в гости Верины родители и её сестра с семьёй, как бы состоится личное знакомство сватов перед предстоящей в начале ноября их с Верой свадьбой.
Его верная подружка уже через полгода после операции, когда стало доподлинно известно, что Галь полностью владеет верхней частью тела, а только утратил подвижность ног, хотела узаконить их отношения, но он встал на дыбы и категорически воспротивился её скоропалительному решению.
Долгое время Галь надеялся, что обретёт, всё же чувствительность и даже встанет на ноги, но, увы, чаяньям не дано было осуществиться.
Молодой профессор, сделавший ему уникальную операцию и вернувший его к почти нормальной жизни, долгое время питал надежды вместе с Галем и его близкими, но два месяца назад вынес окончательный вердикт — на данном этапе шансов не осталось, не смотря на все титанические усилия пациента, который, не щадя времени и силы, изнурял себя массажами, физиотерапией, физическими упражнениями и различными процедурами с помощью современной техники.
Обидней всего, что на каком-то восстановительном этапе, Галь вдруг стал чувствовать в ногах боль при уколах, лёгкую щекотку на ступнях и даже иногда удавалось пошевелить пальцами.
Увы, увы, это продолжалось только несколько дней, а потом всё вернулось к полной атрофии нижних конечностей.
Профессор развёл руками — какой-то раздробленный шейный позвонок окончательно передавил нерв, отвечающий за чувствительность ног.
Молодой талантливый специалист заверил Галя, что, возможно, в будущем они ещё вернутся к этому вопросу, но на данном этапе новая операция грозит неминуемым
Галь мужественно встретил приговор эскулапа, ничем и никому не выдал бурю эмоций, которая бушевала в его душе, хотя две вещи его по-настоящему тяготили и порой даже доводили до мыслей о суициде.
Трудно укладывались в его голове их будущие отношения с Верой и вынужденная нынешняя бездеятельность.
Парень тяжело вздохнул, тряхнул головой и выпрямился в кресле.
Не спеша, закатил коляску под навес, укрывшись от палящего светила, и по-хозяйски огляделся.
Привычным движением снял со специального постамента гантели, набрал на них рекордные на сегодняшний день для него десять килограмм и начал ежедневную тренировку, разводя в сторону и поднимая руки вверх, выбрасывая гантели вперёд и возвращая к груди.
Мышцы приятно наливались силой и энергией под воздействием многократно повторяющихся упражнений.
Пол часа, отведённых для этих занятий, Галь изнурял своё тело и руки необходимой для него зарядкой, обливаясь потом и краснея от натуги.
Волевым усилием он отгонял от себя непрошенные мысли о том, что вся эта суета, на самом деле, мышиная возня, не стоящая таких трудозатрат, от которых у него, особенно поначалу, страшно ныли все отвыкшие от нагрузок мышцы.
Если бы не его сумасшедшее желание до сих пор нравится любимой девушке своей энергией и физической формой, то давно бы уже забросил эти жалкие потуги казаться нормальным человеком.
Из сумки-холодильника достал коробку с апельсиновым соком и с жадностью начал пить прямо с ёмкости, даже не подумав налить благодатную прохладную жидкость в стакан.
— Галюш, ну, как не стыдно, ведь я тебя воспитывала культурным мальчиком, а ты позволяешь себе такие хамские фокусы…
— Мамочка, прости своего непутёвого сыночка, думал, что меня никто не видит, а ты вечно на страже порядка.
Гиля подошла к сыну, забрала из его рук коробку с соком и стащила с него мокрую от пота футболку.
Затем, влажным полотенцем обтёрла его мускулистое тело и протянула свежую майку.
— Сынок, хочешь что-нибудь перекусить, тогда я тебе принесу, а то я собралась до Хаи прогуляться, партию в бридж сыграть, к ней две подруги из Хайфы прибыли.
— Нет, мамочка, можешь отправляться со спокойной душой, ты же знаешь, если что-нибудь понадобится, сам справлюсь, но я хотел бы с тобой серьёзно поговорить пока Вера не приехала.
Мать с сыном взмахом рук издалека поприветствовали Абрама, вышедшего на крыльцо с садовыми ножницами и с лёгкой алюминиевой стремянкой.
Тот, ответно кивнул, и не стал к ним приближаться, а устремился в другой конец пардеса, где его ожидала намеченная на сегодня работа.
Гиля, из стоящих в ряд сложенных шезлонгов, взяла крайний и, разложив, уселась напротив сына:
— Галюш, что ты маешься и понапрасну изводишь душу, страдая от комплекса неполноценности.
Слава богу, ты остался жив и не только — по-прежнему красивый, сильный и далеко не дурак.
А ведь у тебя были все шансы стать и тем, и другим, и третьим…