Не климат выбирали, а судьбу
Шрифт:
Детям нужны оба родителя, а у нашего сына и одного толком нет, такое чувство, что мы его родили для твоей мамы. И, похоже, что даже и для твоего папы.
— Веруш, ну, что ты ёрничаешь, вернёшься из отпуска и мы всё наверстаем, мне Давид обещал ближе к праздникам дать длительный отпуск и мы с тобой что-нибудь интересное придумаем.
— Ладно, до этого ещё надо дожить, а пока, я всё же закончу свою мысль — твой папа проявляет к нашему Геверу истинную дедовскую любовь и одаривает его невообразимым
Как говорит Гиля — это он компенсируется за полное неучастие в воспитании своих собственных детей.
Ты решил повторить путь своего отца, но я не хочу повторить участь твоей матери и поэтому вчера поставила спираль.
— Как это понять?
Опять, не посоветовавшись со мной и очень подозрительно, что это ты сделала накануне отъезда на месяц в отпуск…
— Это ты говоришь мне?
Вера буквально захлебнулась от праведного гнева.
— А почему ты тогда не интересовался у меня, как я жила без спирали три года, пока ты был прикован к постели и не было ясно, поднимешься ты с неё или нет?
— Давай не будем цепляться к случайно оброненным словам, хотя согласись, что твоё решение поставить спираль накануне отъезда выглядит загадочно, если не сказать, подозрительно…
— Дурак!
Я ведь с нетерпением тебя ждала сегодня здесь и думала, что до самого отъезда ты пробудешь с нами, а поехать залетевшей не хотела, как и принимать гормональные таблетки и заставлять тебя пользоваться твоими не любимыми презервативами.
Всё, получил доскональный ответ, удовлетворён?
А, если даже нет, мне уже всё равно, будь здоров и не поминай лихом!
— Веруш, Веруш!
— Дорогой муж, ты, наверное, от этого разговора получаешь истинное удовольствие, а я скоро от горя захлебнусь слезами, у меня такое чувство, что ты хоронишь нашу любовь…
Вера нажала кнопку отбоя и заметалась по дорожке пардеса, куда она вышла поговорить с мужем, чтобы не привлекать к их перепалке внимание Гили с Абрамом.
Несколько раз Галь пытался ещё до неё дозвониться, но она нажимала кнопку сброса, не желая отвечать — к чему нужны все эти объяснения, извинения и пустая трата нервов, они и так были натянуты до предела.
Где и как они потеряли друг друга, кто в этом виноват, и кто в большей мере?
Вера не сомневалась, что виноваты в охлаждении друг к другу, они оба.
Она с горечью думала, если бы он пошёл работать в полицию, как было намечено раньше, то всё бы текло в спокойном русле — Галь, как водится, отрабатывал бы свои положенные часы, всегда вовремя являлся бы домой, смог бы сам заниматься воспитанием ребёнка и, возможно, она бы не ввязалась в этот проект профессора Таля…
Ай, к чему копаться в этих, если бы?! Надо теперь исходить из того, что есть и, что будет…
Ну,
Загадывать плохое о продолжении или окончании их семейных отношений с Галем Вере не хотелось.
Желательно, чтобы первый их серьёзный семейный конфликт, завершился всё же благополучно, она, по крайней мере, сделает для этого всё, что от неё зависит, а пока, пусть идёт, как идёт.
Неприятно, конечно, ей уезжать в таком настроении и его оставлять в подвешенном состоянии, но почему она всегда должна брать на себя всю меру ответственности за их семью, любовь и будущие взаимоотношения.
С восемнадцати лет, как только она приехала в Израиль, так всё решает и решает, а каждый новый жизненный этап всё сложней и сложней.
Последний год обучения на вторую академическую степень будет значительно легче — ожидается, что много учебного времени будет посвящено практике, а продолжения работы над новым проектом пока не предвидится, что, в данном случае, очень хорошо, останется больше времени на ребёнка и, всё-таки, хочется очень надеяться и на мужа…
Размышляя, таким образом, Вера постепенно успокаивалась перестала плакать и вернулась в дом, казалось бы, не выдавая своим видом Гиле с Абрамом, что только недавно готова была разорвать и растоптать всё, что не попадётся под руки и ноги.
На улице в этот час было очень жарко, и бабушка занималась ребёнком внутри дома, сидя с мальчиком на полу, собирая лего.
Конечно, собирала бабушка, а внук всячески старался разбурить, только что собранное и заливисто смеялся, когда ему это удавалось.
Гиля подняла глаза на вошедшую невестку и молча, покачала головой:
— Что, не приедет?
— Нет, у него срочная работа.
— Про такую срочную работу я слышала от Абрама почти до того момента, как он вышел на пенсию.
Что думаешь дальше делать?
— Пока толком не знаю.
Съезжу погостить к Наташе с Офером, когда вернусь, постараюсь наладить нашу семейную жизнь — переберусь в Тель-Авив и буду настаивать, чтобы муж ночевал дома и больше внимания уделял своей жене и ребёнку.
— Ты думаешь, тебе это удастся?
— Не получится, так разведусь или, по крайней мере, на этом поставлю вопрос.
Гиля поднялась с полу и обняла любимую невестку, давно ставшей ей настоящей подругой:
— Веруш, девочка моя любимая, я не буду давать тебе ни одного совета и просить ни о чём не буду, не имею права.
Пообещай только мне, что никогда с Гевером не исчезнешь из моего поля зрения, а я, чем только смогу, буду помогать тебе, даже если ты решишься на развод с моим сыном и в будущем создашь новую семью.