Не красавица

Салах Алайна

Жестом, подсмотренным в рекламе шампуня, я откидываю назад волосы и трогаю языком губы, проверяя, такие ли они пухлые, какими казались в зеркале. Оставшись удовлетворенной, озорно подмигиваю ей:

– Пойду с яхтсменом поздороваюсь. Уж очень ему идет эта рубашка.

Идя от нашего стола к бару, где в данный момент обретается Громов, я вдруг четко понимаю одну очень важную вещь. Алкоголь вовсе не зло, а самое настоящее чудо. Благодаря ему мои плечи расправлены, на губах сияет победная улыбка, а ноги, обутые в пыточные шпильки,

ступают непринужденно и легко. Я будто вижу себя со стороны, и увиденное мне очень нравится: обладательница пышных волос, идеальной кожи и сочных розовых губ, в красивом облегающем платье движется к бару под прицелом десятков восхищенных глаз. По сторонам я, конечно, не смотрю, но уверена, что восхищенных взглядов более чем достаточно. А почему бы им не быть? Я чувствую себя обалденно и выгляжу так же!

Опершись локтем на стойку, улыбаюсь бармену и начинаю изучать стоящую за его спиной батарею бутылок.

– Чем могу помочь? – сверкнув брекетами, улыбается он мне в ответ.

– М-м-м, – игриво тяну я, перебирая в голове список известных мне коктейлей. – Сделаешь мне…

«Анальгин»?

Боковым зрением ловлю движение справа – там, где стоит Громов, – и улыбаюсь этому факту еще шире. Я правда хотела дома сидеть? Какое счастье, что передумала! И музыка такая заводная, что ноги сами в пляс пускаются.

– Может быть, «Пенициллин»? – переспрашивает бармен.

Прикрыв глаза рукой в знак смущения, я смеюсь. Стараться не нужно – громко выходит само собой. Перепутать анальгин с пенициллином, надо же… Моя бабушка, заслуженный врач с сорокатилетним стажем, сейчас бы дара речи лишилась. От этой мысли почему-то становится еще смешнее.

– Заразительно смеешься, красавица.

Глубокий баритон, раздавшийся справа, заставляет меня стихнуть и повернуть голову.

Зажав в своих до безобразия длинных пальцах стакан с темно-коричневым содержимым, на меня с интересом смотрит Громов.

– Привет и спасибо, – улыбаюсь я, глядя ему в глаза.

Они у него, кстати, вовсе не карие, как казалось на снимках, а орехово-зеленоватые, с золотыми крапинками, о чем я ему моментально сообщаю:

– У тебя такой цвет радужки необычный. Знаешь, где я такой видела? На срезе камня в музее минералов. Его называют пирит, или «собачье золото». Теперь смеется Громов. Громко и звучно, демонстрируя ровные крепкие зубы без намека на налет или желтизну. Разглядывать чужие зубы – моя давняя привычка. Просто мама у меня стоматолог.

– Так и называется? Собачье золото? Я киваю.

– Кто-то зовет его кошачьим.

На этом приходится отвлечься, потому что бармен пододвигает ко мне стакан с дымно-желтым содержимым. Я лезу в сумку за телефоном, собираясь поднести его к терминалу, но Громов делает короткий жест, красноречиво говорящий: «Платить буду я». Я даже не удивляюсь. Так и поступают мужчины, общаясь с привлекательной девушкой, а тем более, если видятся с ней второй раз за день.

Подношу коктейль к губам и лишь потом замечаю, что Громов протягивает мне свой. Хочет, чтобы я попробовала?

Улыбнувшись, отрицательно

качаю головой. Скорее всего, он пьет что-то очень крепкое, вроде виски, а я слишком хочу побывать у Карима с Василиной на свадьбе.

– За приятную встречу, – говорит Громов спустя паузу, соприкасаясь краем бокала с моим.

Тут меня осеняет: он, оказывается, просто хотел со мной чокнуться. А я-то головой кручу, мол, нет, спасибо, не буду пробовать.

Сощурившись, он скользит взглядом по моему лицу, словно изучает. Ощущение удивительное: будто кожу ласково поглаживают. Приятно, и мурашки собираются.

– Я Таня.

– Я Дан, – представляется Громов, как будто есть шанс, что я могу его не знать. – С кем сюда пришла?

– С подругой и ее парнем. А ты?

– В такие места всегда прихожу один.

– В какие такие?

– В такие. – Он делает длинный жест рукой, обводя периметр бара, и снова смотрит мне в глаза. Теперь по-другому: более цепко и пристально. – Какие у тебя планы дальше?

Выдержав загадочную паузу, я тянусь к коктейлю и, изящно отпив, отодвигаю его от себя. Встряхиваю волосами все тем же движением из рекламы шампуня и, оторвавшись от барной стойки, с улыбкой сообщаю:

– В планах потанцевать.

Я чувствую себя королевой подиума, когда, соблазнительно покачивая бедрами, дефилирую в сторону танцпола. Кендалл и сестренки Хадид мне и в подметки не годятся – сейчас я в этом уверена. Кажется, все сворачивают на меня головы.

Остановившись, я поворачиваюсь к бару и с улыбкой маню Громова пальцем. «Ко мне», – выговариваю шепотом.

Усмехнувшись, он бросает на стойку купюру и выпрямляется. Можно продолжить путь на танцпол, но я предпочитаю смотреть, как Дан, ни на секунду не сводя с меня взгляда, приближается. Что там Василина спрашивала? Какие парни мне нравятся? Вот такие. Высокие, широкоплечие, с красиво взлохмаченными волосами и глазами цвета собачьего золота.

3

Я пробираюсь сквозь толпу на танцполе, твердо зная, что Громов идет за мной. Пробираюсь, как выясняется, бесцельно, потому что желанного островка, на котором можно пуститься в пляс без боязни ненароком отхлестать кого-то по щекам, так и не находится. Неизвестно, сколько бы я так шла, если бы ладонь, опустившаяся на талию, не заставила меня остановиться. Опустив глаза вниз, я удивленно разглядываю длинные пальцы, контрастом выделяющиеся на кроваво-красной ткани платья. Ого. Громов только что меня обнял.

– У тебя есть любимое место для танцев? – следом звучит рядом с ушной раковиной. – Если нет, то предлагаю остановиться прямо здесь.

По плечу ползут мурашки. Возможно, от работающих кондиционеров, из-за которых здесь довольно холодно. Кстати, с учетом того, что на танцполе многие потеют, риск продуть шею или спину многократно возрастает.

Я поворачиваюсь и сразу же встречаюсь с Громовым глазами. На этом меня посещает мысль, что в концепции темноты и тесноты определенно есть смысл: ты вынужден стоять близко, но благодаря полумраку ничуть этого не смущаешься.