(Не) люби меня
Шрифт:
Судя по всему, пребывание в монастыре святой Магдалины и новое имя не слишком ей помогли — она не могла и секунды усидеть на месте, все время ёрзала, и продолжала посмеиваться — даже зажала рот ладонью, чтобы смех не был слышен.
— Как тебя зовут? — требовательно спросила вторая, которую я поняла, как Пруденс — настоятельница называла эти два имени.
— Диана, — сказала я.
— Тебя не могут так звать! — возмутилась Пруденс. — Тут никому не разрешают зваться такими именами!
— Яне собираюсь подчиняться этим правилам, — возразила я. — Меня привезли
— Как будто кто-то пришел сюда по своей воле! — Пешиенс смеялась все громче, пока Пруденс не ткнула ее в бок.
— Советую тебе не строить из себя богиню, — сказала Пруденс презрительно. — За старое имя дают десять ударов розгой. Будешь все время битая.
В коридоре раздались тяжелые шаги, и женины юркнули в постели, притворившись, что спят.
Пруденс оказалась права — за следующий день я умудрилась нарушить правила монастыря тринадцать раз, и к вечеру еле могла ходить — удары розгами полагались по икрам. Меня привезли в пятницу, и я прожила два относительно спокойных дня, за которые узнала, что и в самом деле попала не в монастырь, а в самый настоящий публичный дом. Среди обитательниц монастыря были и настоящие проститутки, раньше подрабатывавшие в столице и других городах, и простые вилланки, оступившиеся или уступившие домогательствам знатного господина.
Заработанные телом деньги частью шли на оплату налогов, частью — в монастырскую казну и часть откладывалась «на приданое» — еспи кто-то из клиентов захотел бы забрать падшую женщину в жены — для исправления.
— Тут лучше, чем в подворотне, — призналась мне хихикающая Пешиенс. — Не надо бояться, что тебя поколотят, или отберут деньги, и кормят хорошо. Правда, работать заставляют… В начале недели всегда негусто — один, двое приходят, зато в пятницу мужчины в очередь устраиваются. Ведь каждый мечтает о хорошенькой девчонке после пятничной мессы! Только успевай поворачиваться! Лучше всего, когда приходят знатные господа — они всегда выбирают, кто понравится, и обращаются с тобой, как с настоящей дамой, даже дарят что-нибудь. Мне вот ленту подарили, — она вздохнула с сожалением. — Только настоятельница сразу ее забрала…
— А ты тоже довольна? — спросила я у Пруденс, когда нас оставили после обеда драить котелки из-под каши.
— Тебе-то что? — огрызнулась она. — Думай о себе, леди!
Мне и в самом деле следовало подумать о себе. Врач, осматривавший всех женщин монастыря вечером в субботу, только покачал головой и оставил мне баночку с мазью, заживляющей раны Я попыталась убедить его помочь мне, но получила в ответ только занудную и мерзкую в своей лицемерности проповедь о необходимости исправления через смирение.
Гордость не позволила мне расспрашивать о судьбе короля, но в разговоре врача с помощницей я услышала, что коронация назначена на день празднования Тела Господня, всего через две недели.
Но моей решимости это не убавило. Про себя я поклялась, что не позволю никакому мужчине прикоснуться к себе — ни в понедельник, ни в какой другой день.
И так заявила настоятельнице, когда она сказала нам напутственное слово, призвав
За дерзость я опять получила порцию розг. Настоятельница лично присутствовала при порке, а увидев, что я намерена стоять на своем, предупредила:
— Будешь буйствовать, прикажу тебя связать, Силента. Ты здесь не для того, чтобы мы терпели твои капризы, а для исправления и спасения своей души.
Угроза подействовала, и я сразу присмирела. И вовсе не потому, что мне вспомнилась жестокость моей свекрови, и тот ужас и стыд, что я тогда пережила.
Окажись я связанной — смогу только умолять о пощаде. Я же намеревалась отстаивать свою честь и речами, и силой, а если удастся — попробовать бежать.
В понедельник монастырь посетило мало мужчин, потому что настоятельница вызвала лишь четверых женщин. Пешиенс была разочарована и сетовала на какую-то Митису. которой достался молодой парень. Она так надоела своим нытьем, что Пруденс, потеряв всякое терпение, набросилась на нее с кулаками. Я не пыталась разнять их, потому что уже поняла, что для этих несчастных женщин жалобы и драки были почти единственным развлечением в скучной жизни. Не считая прихода мужчин, конечно.
Понедельник подошел к концу, и мы уже получили свой скудный ужин, когда явилась настоятельница и приказала всем выйти во двор и выстроиться в одну линию.
— Пришел кто-то из богатеньких! — с присвистом выдохнул Пешиенс, торопливо приглаживая волосы. — Пусть мне повезет!
Я пыталась тайком улизнуть в келью, но Эдит и Линда — бесстрастные помощники настоятельницы — разгадали мою хитрость и лично препроводили во двор, поставив в середине. Опустив голову и спрятав лицо распущенными волосами, я старалась быть как можно незаметнее. Мы не видели «почтенного» клиента, Пешиенс шепнула, что господа выбирают женщин, глядя на них через зарешеченное окно, но вот смотрины закончились, и настоятельница приказала всем разойтись.
Мы с Пешиенс и Пруденс едва успели зайти в свою келью, и даже не начали читать вечернюю молитву, когда дверь распахнулась, и на пороге возникла настоятельница, в сопровождении невозмутимых Эдит и Линды.
— Идём со мной, Силента, — велела она. — Наш гость выбрал тебя.
Судя по тому, что настоятельница пришла с тяжелой пехотой в лице Эдит и Линды, она не рассчитывала, что я соглашусь пойти к «гостю» по доброй воле. Но я пошла к ней навстречу, не выразив ни недовольства, ни страха.
— Почему ей повезло? — шепотом простонала мне вслед Пешиенс.
Настоятельница посматривала на меня с подозрением, но я послушно прошла вслед за ней до северного крыла, где находились комнаты для особых гостей.
Пешиенс взахлеб рассказывала, что там мягкие перины и простыни из тончайшего льна. И что на стене висит разноцветный ковер, а окна выходят на реку, и кажется, будто ты в раю.
У меня были другие представления о рае, а сейчас особая комната представлялась мне чем-то сродни аду. Но я была намерена отстоять себя. пусть даже ценой жизни.