(Не) люби меня
Шрифт:
Мужчина остановился перед ним и поклонился, церемонно сложив ладони – так, что широкие рукава коснулись земли.
– Император немедленно требует вас к себе, – прошептал слуга.
– Я пойду, – наклонил голову Ли. – Но пусть прежде позаботятся о моей жене. Она устала с дороги.
– Я немедленно прикажу проводить ее в купальни, – закивал головой катаец.
Кьян Ли со вздохом обулся, предупредил Колючку, что за ней придут женщины и пошел вслед за слугой.
27. Неожиданный союзник
Он думал, что забыл холодный
Его победа. Мальчишкой его драли кнутом за то, что он не кланялся до земли, так часто, что палач предложил Императору наказывать упрямца до того, как он появится перед мудрыми очами Шунь Тао. Император расхохотался и позволил Ли больше не кланяться перед ним.
Ли не забыл. Он понимал, что сейчас тот случай, когда имеет смысл показать свою покорность, и можно будет из старика веревки вить, но даже ради всего Катая головы упрямо не склонил. Да и одет он был не по-придворному.
Всё вокруг казалось ему избыточным – и пустое пространство вокруг, и вызолоченные колонны, и пол, выложенный плиткой столь искусно, что казалось – идешь по воде, в глубине которой резвятся карпы. И старик с белой бородой в одежде, которая была расшита золотом так густо, что казалась литым доспехом, тоже казался ему реликтом. А вот короткий церемониальный меч, лежащий на шелковой голубой подушке у ног императора, ненастоящим не выглядел.
Голубой в Катае – цвет смерти и траура. Голубой шелк носят вдовы и сироты. Голубым шелком накрывают гробы с покойными, прежде чем предать их огню. С мечом было всё понятно. Предполагалось, что Кьян Ли должен был прямо сейчас вспороть себе брюхо и искупить позорно проваленное задание.
Хрен ему.
Кирьян Браенг любил ругаться, и своего слугу этому научил. Иногда это действительно помогало. Как сейчас.
Его вдруг отпустило. Отчего-то от столь явной провокации он едва удерживался от улыбки. Он все же поклонился – не до земли, а слегка ссутулив плечи, остановился перед дедом и молча замер, пряча глаза.
– Кьян Ли, сын Цань Ляосс, – наконец, металлическим голосом произнес Шунь Тао.
– Да, – спокойно ответил Ли..
– Ты не справился.
– Да.
– И посмел вернуться.
– Да.
– Искупи свой позор, умри достойно.
– Нет.
По залу прокатился слабый вздох. Как всегда, за колоннами, за драпировками прятались люди. Это было предсказуемо. Ли и сам порой присутствовал при беседах Императора «один-на-один».
– Ты отказываешься? – удивленно спросил старик, даже чуть наклоняясь вперед.
– Я теперь Кьян Ли Оберлинг, –
Император вдруг высоко поднял белые брови и вроде бы даже улыбнулся.
– А больше он тебе ничего не сказал? – с любопытством спросил он.
– Велел в вас плюнуть, – признался Кьян Ли. – Но я не могу себе этого позволить.
– Ну и дурак, – неожиданно заявил Шунь Тао. – Значит, Огненный дракон Галлии еще живой… И принял тебя, неудачника, в род. Тебя даже не казнили, почему? Неужели ты не осмелился?
– Осмелился, – взял себя в руки Ли. – Я почти убил Браенга. Но он чудом выжил.
– Ты настолько туп, что не догадался использовать яд? – с презрением спросил дед. – А, впрочем, чего еще ожидать от ублюдка…
– Канцлер был при смерти, но нашелся тот, кто смог его вылечить, – прикрыл глаза катаец. – Я сделал недостаточно.
– Кто?
– Вряд ли вы слышали о нем, – прошептал Ли. – Это степной целитель, Аяз Кимак.
– Ясно, – пожевал губами Император. – Ученик Ан Линя. Это судьба. Но ты все равно неудачник.
– Какой есть, – угрюмо ответил молодой человек.
– Так зачем ты вернулся?
– Я видел три страны, и все они живут богаче, чем Катай, – прямо сказал Кьян Ли. – Катаю нужны перемены, иначе он захлебнется в собственных слезах. В Галлии на улицах ездят самоходные колесницы. В Степи строят города и выращивают виноград. В Славии уже несколько лет работают фабрики, где людской труд заменили механизмами. Нам нужно открыть границы и позволить войти новому.
– Этого не будет никогда! – с гневом воскликнул старик. – Катай – древнейшая цивилизация континента, мы – источник мудрости! Никогда я не позволю осквернить свою страну чуждыми веяниями! У нас свой путь!
– Путь в могилу! – перебил его Кьян. – Оглянись! Твои подданные продают в рабство своих детей, чтобы хоть как-то выжить! Твои воины грабят путников! Что ты сделал со своей страной, старый хрен?
– Ты давно не получал плетей, мой дерзкий внук? – привстал Император. – Стража! Выкиньте его вон!
– Не стоит, – устало ответил Кьян, растеряв весь запал и понимая, что его все равно никто и никогда не будет слушать. – Я сам уйду.
Он развернулся и быстро, не оглядываясь, покинул зал, едва не споткнувшись об изящную трехцветную кошку. Но если бы он посмел оглянуться, то увидел бы, как по взмаху старика из-за колонны выскользнул молодой высокий катаец и низко склонился, выслушивая императорский шепот.
***
Кьяна трясло от злости, он хотел бы быть сейчас погонщиком дракона тьмы и разнести этот паршивый дворец по камушкам, не жалея ничего и никого. Неужели остается только примкнуть к Цань Мо? Но их цели не совпадали. Ренегат хотел власти, а Кьян Ли мира и процветания своей страны. К тому же нет никаких гарантий, что лидер повстанцев просто не убьет его ударом в спину, чтобы завладеть Лилианой. Собрать ополчение самому? Поднять мятеж? Но он не военачальник и не стратег. Он умеет убивать сотней разных способов, может с закрытыми глазами сделать яд, знает, как обездвижить человека нажатием на несколько точек, но вести войско в бой? Да и что он может пообещать людям?