Не мешайте девушке упасть

Дар Фредерик

Стараясь его смягчить, я ласково сюсюкаю, но это напрасный труд. У меня больше шансов смягчить судебного исполнителя, чем этого зверя. Я не решаюсь влепить ему в пасть маслину из-за того, что, хотя мой «люгер» разговаривает очень тихо, в ночной тишине его голос будет очень даже слышен, тем более что бандиты вряд ли заткнули себе уши ватой.

Возвращаюсь к машине и, покопавшись в багажнике, нахожу то, что мне нужно: большой разводной ключ.

Датчанин по-прежнему стоит у ворот; к счастью, как и все злые собаки, он молчалив. Я

проделываю веселый маневр. Левой рукой показываю псине мою шляпу. Этот волкодав такой дурак! Моя шляпа до того его возбуждает, что он просовывает морду через решетку, чтобы схватить ее. Я бью от всей души – хрясь!

Его черепушка раскалывается, как орех под кованым сапогом. Я открываю ворота и оттаскиваю труп собаки, освобождая вход.

Передо мной прекрасная аллея. Иду по ней, стараясь не очень скрипеть гравием. По мере приближения к дому до меня все яснее доносятся песни. Уголовнички собираются весело встретить Рождество. Надеюсь, еще один гость им не помешает...

Обхожу дом, потому что опыт научил меня не соваться в подобных случаях в парадную дверь. Мне бы прекрасно подошла какая-нибудь боковая. Найдя такую, я открываю ее без малейшего труда. И вот я в узком коридоре, ведущем на кухню. Придется пройти через нее, чтобы попасть в другие помещения. Это не очень удобно, потому что я слышу, как в ней напевает какой-то меломан.

Продвигаюсь на цыпочках и вижу толстого типа туповатого вида, отрезающего себе ломоть ветчины шириной с площадь Конкорд. Я вхожу со шпалером в руке.

– Приятного аппетита!

Он вздрагивает и роняет бутерброд.

– Быстро подними клешни и постарайся коснуться ими неба!

Я никогда не встречал такого послушного мальчика. С ним одно удовольствие играть в полицейские-воры.

– Где девушка?

– Наверху!

– Что значит «наверху»?

– С ними...

А, черт! Полный финиш... А я-то начал надеяться, что все пройдет тихо. Ладно, если понадобится шухер, они его получат.

– Лицом к стене! – приказываю я толстяку.

Он подчиняется, и я с ним кончаю. Извините, преувеличил: я просто разбил об его котелок бутылку шампанского.

Он падает с сильным грохотом.

Я выхожу из кухни и нахожу лестницу, ведущую на второй этаж. Поднимаюсь, перепрыгивая через ступеньки. Путь мне указывают смех и крики. Подхожу к двери комнаты, где гуляют мерзавцы. В лучшем стиле лакея из комедии я наклоняюсь и заглядываю в замочную скважину. У них там пир горой. Они орут кто во что горазд, жрут и хлещут горькую без всякой меры. В углу комнаты Жизель. Бедняжка привязана к стулу, и трое подонков, посмеиваясь, лапают ее груди.

Я тихо поворачиваю ручку и открываю дверь, но остаюсь в коридоре, готовый отскочить в сторону, если одному из этих гадов придет фантазия поздороваться со мной из шпалера.

– Счастливого Рождества, ребята!

Все оборачиваются.

Некоторые вскрикивают: «Мануэль! Это Ману!»

Секунда замешательства. Я их рассматриваю

одного за другим в надежде узнать хотя бы одного, но морды, выставленные перед моими глазами, мне совершенно незнакомы.

– Это не Мануэль! – слышится чей-то голос.

Это заговорил мой карлик. Он сидит в кресле, и я его не сразу заметил.

– Это тот тип, которого чуть не кокнул Фару, – комиссар Сан-Антонио! Пришел за вторым уроком борьбы? – спрашивает он меня.

– Забрать мадемуазель.

Я подхожу к Жизель и вынимаю у нее изо рта кляп.

– Тони, дорогой, ты нашел меня!.. Это чудесно.

Если бы я прислушивался к ее словам, то поцеловал бы взасос (что в моей любовной тактике следует за влажным поцелуем). Куколки все ненормальные, кто больше, кто чуть меньше. Стоило мне появиться, как она тут же решила, что все вошло в норму.

– Минуту! – говорит один из собравшихся. – Минутку, комиссар. Вам не кажется, что вы слишком торопитесь? Я продолжаю развязывать Жизель.

– Что говорит этот длинный? – спрашиваю я карлика. – Кстати, если бы ты хоть немного знал правила хорошего тона, то представил бы нас друг другу.

Они просто обалдевают от моего спокойствия.

Психует только карлик. Он выхватывает, не знаю откуда, пушку и наставляет ее на меня.

– Руки вверх!

Я меряю его самодовольным взглядом.

– Успокойся, Гулливер. Тебе бы понравилось сидеть с целым гардеробом во рту?

Длинный, обратившийся ко мне и, очевидно, являющийся главарем, вмешивается:

– А вы нахал, старина. Я на вашем месте составил бы завещание, а не скалил зубы.

– А зачем мне писать завещание, а? Это делает только тот, кто предчувствует близкую смерть...

– Тогда, – добавляет он с улыбкой, – я бы на вашем месте поспешил почувствовать ее приближение...

Этот длинный идиот начинает меня доставать.

– Откровенность за откровенность, – отвечаю я. – Я бы на твоем месте закрыл рот и заклеил его, чтобы не поддаться искушению снова открыть.

– Очень смешно...

– Слушай, Фрэд, – говорит карлик, – хочешь, я подстрелю лучшую дичь в своей жизни?

– Погоди немного!

Карлик обижается.

– Чего ждать? Все отлично. Он сам залез в пасть к волку. Как видишь, я был прав, когда предложил похитить девчонку...

– Сначала, – отрезает Фрэд, – я хочу узнать, как он нашел наше укрытие. Тебе не кажется, что это важно?

Остальные что-то одобрительно бормочут. Я сосредоточиваюсь: настал момент мобилизации всех мозгов.

– Я вам скажу, как нашел вас, ребятки! Это просто – даже младенец, лежащий в колыбели, и тот поймет... Меня просветил ваш друг Фару.

Они дергаются.

– Брешешь!

– Ну подумайте, – говорю я им, – как я мог сюда добраться, если бы мне не дали наводку?

Я достаю из внутреннего кармана бумажник «Стрижки бобриком».

– Вот его бумаги...

Фрэд буквально подскакивает.