Не мешайте палачу
Шрифт:
– Да понял я, понял.
– Боюсь я его, – задумчиво произнес Мальков. – Опасный он, Гриша.
– Да перестань ты, – поморщился Чинцов. – Ничего в нем нет опасного. Нормальный мужик, свою выгоду понимает правильно. Был бы опасным, затаился бы, а на соглашение с нами не пошел. Он же понимает, что не только он для нас опасен, но и мы для него, недаром же сбежал от наших ребят в Екатеринбурге. И сотрудничество сам первый предложил, потому что соображает: у него – знания, у нас – сила, и еще неизвестно, что страшнее.
– Думаешь? – с сомнением переспросил Мальков.
– Точно тебе говорю. Я за свои слова ручаюсь.
– Ну гляди, Гриша. Если ошибешься – сам знаешь, что с тобой будет.
– Не ошибусь, не бойся, – самонадеянно заверил его Григорий Валентинович.
Ну
В списке, который генерал Минаев передал Павлу, значилось семь человек. Первым стоял Мальков, Евгений Шабанов, нынешний имиджмейкер Президента, шел четвертым номером, а последним был генеральный директор фирмы, находящейся в одном из черноморских регионов нашей страны. Звали его Олег Иванович Юрцев. Именно через тот участок морского побережья, который контролировал Юрцев, шел транзит оружия и наркотиков между Россией, Грузией, Абхазией и Турцией.
Олег Иванович был человеком респектабельным и светским, щедро оказывал спонсорскую помощь различным фестивалям и презентациям, а посему имел широкие связи с московскими деловыми и творческими кругами. Павлу с помощью Минаева не составило большого труда узнать, что для встречи с Юрцевым совсем не обязательно отправляться на юг, ибо он частенько наведывается в столицу. В частности, на днях он прибудет в Москву как гость очередного пышного мероприятия, на проведение которого Олег Иванович выделил совершенно безвозмездно довольно приличную сумму.
Работать с Юрцевым Павел поручил Михаилу. В отличие от Риты Ларкин был в его группе самым одаренным, а главное – самым беспринципным. Пока Михаил Давидович будет разбираться с южанином, решил Сауляк, нужно посмотреть, что стало с оставшимися двумя членами группы.
Визит к Асатуряну Павла порадовал. Гарик крутился как белка в колесе, что-то без конца покупая и перепродавая. Это было его любимым занятием с тех самых пор, как он вылез из пеленок. К Павлу он попал в начале восьмидесятых годов, когда с неукротимой резвостью спекулировал иконами, антиквариатом и бриллиантами. По оперативным данным, объем купли-продажи был у него совсем крошечным, а прибыли – фантастическими, и его очень долго не арестовывали, все ходили за ним по пятам, пытаясь понять, как ему это удается. Оперативники резонно полагали, что толкнуть, например, бриллиантовые серьги можно с наваром максимум процентов в пятьдесят от той цены, за которую они были куплены, но при таких расчетах Асатурян никак не мог заработать столько денег, сколько он зарабатывал. Поэтому выходило, что количество совершаемых им сделок должно быть намного больше, чем то, которое было зафиксировано при его разработке. Занимались Гариком не милиционеры, а КГБ, потому что сделки свои он совершал преимущественно с иностранцами либо с советскими гражданами, выезжающими за рубеж.
Выяснить, откуда у ловкого Асатуряна такие огромные прибыли, так и не удалось, и его в конце концов арестовали, правда, сокамерника ему подобрали соответствующего, надеялись на то, что Гарик все-таки расколется. Специально мариновали его несколько суток без допросов, ожидая, что внутрикамерный агент подбросит какую-никакую информацию для следователя, чтобы было с чего раскрутку начинать. Но ждали напрасно. Гарик с агентом быстро подружился, в молчанку не играл, делился опытом, но никакие дополнительные сделки в этих задушевных беседах не проклюнулись. Следователь уже начал было терять терпение, когда поступило сообщение от начальника оперчасти следственного изолятора: контролер, заглянув в камеру, где сидел Асатурян, застал там странную картину. Агент-внутрикамерник лежит на койке (в тюрьме КГБ всегда было комфортнее, чем в Бутырках, там, во всяком случае, стояли койки, а не нары), а подследственный Асатурян стоит над ним и производит какие-то загадочные телодвижения. Прибежавший по сигналу контролера начальник оперчасти ворвался в камеру,
– Ты что творишь?! – заорал начальник оперчасти. – Прекращай немедленно!
– Не могу, – хладнокровно ответил Гарик. – Я не могу его так оставить. Его нужно вывести из гипноза.
– А ну выйди, – шепнул начальник контролеру.
Прикрыв за ним дверь, он жестом подозвал к себе Асатуряна.
– Ты чего, вправду можешь?
– Ну я ж показываю, – обиделся Гарик. – Смотрите, если не верите.
– А что он должен сделать под гипнозом?
– Я велел ему рассказать, как он впервые с девочкой целовался.
– Зачем тебе это? – удивился начальник. – Неужели интересно?
– Нет, конечно. Но он мне не верит, что я это могу, и мы договорились, что я его загипнотизирую и велю ему рассказать мне то, чего я не знаю. А потом он проснется, я ему перескажу все, что он мне под гипнозом наговорил, и он убедится. Ведь я же ни от кого не мог узнать про эту девочку, только от него самого.
– Погоди-ка, – загорелся оперативник, – а ты можешь его спросить…
– Э нет, начальник, – сразу же перебил его Гарик, хитро улыбаясь, – вы меня на суку не подписывайте. Эксперимент – пожалуйста, а работать на вас я не буду.
На другой день Гарика вызвали на допрос. Своего следователя он видел впервые и, конечно, не мог знать, что никакой это не следователь, а сам генерал Булатников. Асатуряну популярно разъяснили, что выбор у него примитивно простой: или зона на солидный срок, или свобода с солидными деньгами. Тут и колебаться было нечего. Разумеется, Гарик выбрал свободу. А в качестве благодарности за ликвидацию материалов уголовного дела рассказал своему избавителю, каким образом ухитрялся получать такие высокие доходы. Оказалось, он просто внушал нужные ему цены как продавцам, у которых скупал ценности, так и покупателям, которым их сбывал. Люди долго потом не могли прийти в себя от изумления и все пытались понять, почему бриллиантовое колье стоимостью пятьдесят тысяч рублей они с нежной улыбкой на устах продали этому симпатяге всего за тысячу. Покупатели же, выложившие за это же самое колье шестьдесят тысяч, считали, что совершили хорошую сделку. Сам же Гарик путем несложных подсчетов приходил к утешительному выводу, что колье он просто-напросто положил себе в карман, обогатившись на сумму, равную его полной стоимости, наварил на сделке плюс девять тысяч, никого при этом не обокрав в прямом смысле слова и не обидев.
С Гариком работать было проще всех, потому что материалы его дела были ликвидированы только, как говорится, де-юре, а де-факто они спокойненько лежали в сейфе у благодетеля и в любой момент могли быть оттуда извлечены, а уголовное дело – реанимировано. Если Миша Ларкин, сотрудничая с комитетом, устраивал себе сытую и не связанную с ненавистной профессией жизнь, от чего в принципе мог бы и отказаться при определенных обстоятельствах, то Гарик Асатурян боролся за свою свободу, отказываться от которой он не стал бы ни при каких условиях. Поэтому и задания он выполнял любые и с удовольствием, не нуждаясь ни в каких оправданиях даже самых грязных дел. Главным его оправданием было нежелание оказаться за решеткой, да к тому же на долгий срок.
– Пал-Дмич! – радостно закричал Гарик, увидев Сауляка. – Ну наконец-то вы появились.
Павел внимательно глянул на него и усмехнулся. Не мудрено, что мужик обрадовался. В его ситуации постоянный контакт с куратором и систематическое выполнение его заданий было гарантией того, что проклятый сейф не откроют. Исчезновение Павла, правда, не внезапное, а заранее оговоренное и подаваемое как отъезд, заставило Гарика ощутить некоторое неудобство, со временем перешедшее в патологический страх, что в любую секунду «все начнется». Где Павел? Где материалы? Где стоит этот страшный сейф, в чьем кабинете? А вдруг в конторе случились передряги, сейф вскрыли, материалы достали и уже разыскивают Гарика? Павла нет, никто не прикроет. Можно попробовать разыскать того типа, который его первым вербовал, да разве знаешь, кто он такой да как зовут…