Не мешайте палачу

Маринина Александра

– И ты даже представляешь себе, где именно?

– Представляю. Если, конечно, не ошибаюсь в главном. Но у нас не хватит сил перекрыть три огромные области России. Тем более, я уверена, убийца не находится больше суток там, где совершает преступление. Он сидит где-то в стороне, потом приезжает в нужный город, быстро отыскивает свою жертву, убивает ее и немедленно возвращается обратно, на базу. Если мы перекроем эти три области, то не окажемся ли в ситуации, когда будем искать черную кошку в темной комнате? Тем более что кошки в этой комнате нет.

– И что ты предлагаешь?

– Можно начать с фотографий. Фотографии

Сауляка есть, поскольку он прошел через нашу систему. Надо попробовать установить, не видел ли кто-нибудь его вместе с убитыми. В центральной картотеке есть его пальцы, его дактилоскопировали при аресте два года назад. Надо примерить его отпечатки к следам, имеющимся на месте преступлений. И самое главное – надо понять, откуда он знает этих потерпевших. Откуда он мог знать, что это именно они совершили те дикие убийства. Если мы поймем это, мы узнаем, кто еще может быть осведомлен об этом. Мы узнаем, кто в принципе может обладать этой информацией, и вытрясем из него имена будущих трех жертв. Дальше все понятно. Но на это нужно время, Виктор Алексеевич. Нужна отсрочка. Поэтому я хочу придумать что-то такое, что временно остановит Павла и заставит его приехать в Москву. А когда мы будем готовы защитить тех, кого он вознамерился убить, мы его отпустим. Пусть едет их убивать. Мы возьмем его с поличным, и никуда он не денется.

– Неглупо, – кивнул Гордеев. – Очень даже неглупо. Мне нравится. Но тут есть масса всяких «но». А вдруг палач – не он?

– Вдруг, – согласилась Настя. – Очень может быть, что и не он. Но схема все равно должна оставаться той же. Любыми способами временно остановить палача, пока мы не нащупаем его потенциальные жертвы. Кто придет их убивать, того и возьмем. Просто если это Сауляк, то мне понятно, как его вытащить в Москву, а если это кто-то другой – то придется еще голову поломать.

– И все-таки, почему ты не хочешь объявить его в розыск?

– Потому что не уверена, что он получил информацию о своих жертвах не от работника милиции. Если за Павлом стоит какой-то милиционер, снабжающий его сведениями о неразоблаченных убийцах, то наше объявление в розыск яйца выеденного стоить не будет. Этот милиционер предупредит Павла и поможет ему скрыться. А ведь у нас с вами на самом деле нет ничего, что можно было бы предъявить Сауляку сейчас. Ни вещдоков, ни свидетельских показаний. Ну объявим мы его в розыск, ну найдут его и под конвоем привезут в Москву. И что дальше? Обвинить его не в чем, у меня в голове только пустые домыслы и ничем не подкрепленные подозрения. А если у него есть сообщник, то для того, чтобы отвести от Павла подозрения, он обязательно сам совершит очередное убийство как раз тогда, когда Сауляк будет в Москве давать показания. Вот вам и весь расклад.

– Не знаю, деточка, – с сомнением произнес Гордеев. – Мне в принципе нравится все, что ты говоришь. В этом есть рациональное зерно. Но меня смущает одно обстоятельство. Очень смущает.

– Какое?

– А ты сама не догадываешься?

– Догадываюсь. Виктор Алексеевич, нам приходится выбирать, чем жертвовать. Вы хотите сказать, что, пока я буду вытаскивать Сауляка в Москву, он еще кого-нибудь убьет? Иными словами, реализация моей затеи может привести к еще одной жертве? Но ведь то же самое может случиться, если мы объявим его в розыск. Как знать, может быть, он именно сейчас уже душит свою очередную жертву. Но если мы объявим его в розыск, привезем

в Москву, не сможем ничего доказать и вынуждены будем отпустить с миром, то всех, кого он не убил сейчас, он все равно убьет, только чуть позже. Если мы сделаем так, как я предлагаю, то после отъезда из Москвы он уже никого больше не убьет. Следующая жертва, пятая, все равно неизбежна, выманиваем мы его или ищем. Он скорее всего нас опередит. Но зато шестую и седьмую мы спасем.

– Хорошо, уговорила. Через два часа жду план. Теперь другое. Что по убийствам Юрцева, Лученкова и прочих?

Настя молчала, уткнувшись взглядом в полированную поверхность длинного стола для совещаний. Она ничего не успевала, разрываясь между работой в бригаде у Коновалова и десятком других преступлений, от работы по которым ее никто не освобождал.

– Понятно, – подвел итог Гордеев. – Очень плохо. Иди. И через два часа приходи с планом.

Она понуро вышла из кабинета и пошла к себе. Однако дойдя до своей двери, передумала и прошла чуть дальше, к комнате, где сидел Юра Коротков.

– Я тебя искала вчера, – сказала она, открыв дверь. – Твоя благоверная ответила, что ты на работе.

– Извини, – он смущенно улыбнулся. – Лялька мне передала, что ты звонила, но я вернулся очень поздно, будить тебя не рискнул. А что ты хотела?

– Ты только не удивляйся. Помнишь, как в Уральске мы с Сауляком в бар ходили? Ты тогда нас вместе с каким-то частником караулил.

– Помню. И что?

– Ты не обратил внимания, как называлась улица?

– Водитель сказал – проспект Мира. А что?

Проспект Мира. Черт возьми. И бар «Каравелла», где был обнаружен первый убитый, тоже располагается на проспекте Мира.

– А название бара не запомнил?

– Что-то морское. Не то «Парус», не то «Прибой»… Зачем тебе? Решила удариться в ностальгические воспоминания о господине Сауляке?

– А может, «Каравелла»?

– Точно. Именно «Каравелла». Да что случилось-то, Ася? На тебе лица нет.

– Ничего, Юрочка. Выволочку от Колобка получила за Юрцева и компанию.

– Да брось ты, – махнул рукой Коротков. – В первый раз, что ли? Колобок на тебя никогда всерьез не сердится, если и ругает, то больше в воспитательных целях. Он тебя сроду за бездельницу не держал. И не увиливай, будь любезна, от моих вопросов. Я их задал и терпеливо жду ответа.

– В этом баре убийство произошло. Как раз когда мы с Павлом там сидели. Ну или примерно тогда. Кстати, ты же на улице торчал все это время. Ну-ка напряги память, кого ты там видел входящим и выходящим.

– Просишь невозможного, подруга, – развел руками Юра. – Месяц прошел, даже больше. И потом, я же тебя высматривал и ваших наблюдателей, больше никем и не интересовался.

– Наблюдателей, – задумчиво повторила она. – Наблюдателей. А это мысль, Коротков. Не дай ей пропасть втуне.

– Что ты имеешь в виду?

– А ты подумай.

* * *

Владислав Стасов в очередной раз убедился в том, что его дочь по-прежнему первая ученица в классе, выслушал массу комплиментов от классной руководительницы и с чувством глубокого удовлетворения покинул здание школы, где только что провел больше часа, присутствуя на родительском собрании. Его бывшая жена Маргарита на эти собрания вообще никогда не ходила. Почему-то каждый раз именно в дни родительского собрания она бывала ну просто жутко занята.