Не могу отвести глаза
Шрифт:
— У нее туфли от Гуччи, Гарри. Гуччи. А ее часы ты видел? Полновесное золото с бриллиантами. Не крошка, Гар… настоящие бриллианты. Говорю тебе, Шелли не просто преподавательница французской литературы, сбежавшая из Нью-Йорка, как она утверждает. Преподаватели таких денег не зарабатывают.
— Зарабатывают, если имеют при себе кредитные карточки, пока какие-нибудь официантки не разрезают их пополам, — резонно заметил Гарри. — Мне Шелли тоже понравилась, малышка, но, может, она в бегах. Скрывается от полиции. Ты подумала об этом, прежде чем приглашать ее поселиться у тебя?
— Она плакала,
— Да, похоже, Шелли носила кольцо на левой руке, — промолвил Гарри, разыгрывая из себя детектива. — Понимаешь, у нее руки слегка загорелые, но на том пальце белая полоска. Может, ты и права, лапа. Но все равно, что нам с ней делать? Шелли нельзя поселиться здесь.
— А почему нет? Ей нужна помощь и работа. Я консультант по трудоустройству, Гар, ты не забыл? Она попала именно туда, куда нужно. Я найду для Шелли работу, оставлю ее у себя, пока она не подкопит денег, чтобы снять себе квартиру, не встанет на ноги. Что может быть проще?
И правда. Что?
И тут Шелби наконец уснула, улыбаясь при мысли о том, что каким-то образом стала женщиной-загадкой. Очень везучей женщиной-загадкой, перед которой замаячило чудесное приключение в «настоящем» мире.
Глава 11
Настоящий мир возвестил о себе на следующее утро в половине шестого, когда три разноголосых будильника Бренды сработали по другую сторону тонкой стенки.
Шелби, покинутая Принцессой, тут же села на постели, зажимая руками уши и слушая, как Бренда ворчит и жалуется, а пружины ее кровати скрипят, пока она выбирается из нее и один за другим выключает будильники.
Тишина продолжалась не больше пяти минут. Потом Бренда постучала в дверь Шелби, просунула голову, сказала «доброе утро», а вслед за тем в комнате появилось довольно полное тело, в кимоно из искусственного шелка с красными и черными цветами.
— Извини за шум. Забыла тебя предупредить. — Бренда наморщила веснушчатый нос. — Гарри говорит, что поднять меня утром — все равно что будить мертвого. Хочешь принять душ первой, Шелли, пока я приготовлю нам кофе?
— Э-э… да… конечно, конечно. — Шелби запустила пальцы в волосы, пытаясь вспомнить, кто она, где и почему. — Это… было бы просто прекрасно. Да, Бренда? Мои часы идут верно? Сейчас действительно пять тридцать?
— Да. Ужас, правда? Но мне нужно быть на работе к восьми, а я обычно забегаю к Тони позавтракать до своего автобуса. Ты, разумеется, идешь со мной.
Шелби все еще пыталась примириться с мыслью о подъеме до зари.
— На работу? Я буду работать с тобой?
— Нет, глупенькая, к Тони. Ты же хочешь есть? Надеюсь, не думаешь, что я вожусь на кухне? А теперь — вперед. Быстро, быстро.
Как только Бренда ушла, зашлепав по коридору в сторону кухни, Шелби снова повалилась на подушки, размышляя о том, что для одного утра настоящей жизни ей достаточно,
Ее глаза снова открылись, когда в квартире зазвучал звонкий мужской голос, весело жалующийся на то, что «в этом городе никто не выходит». Бренда отозвалась через несколько секунд, фальшиво подпевая истории о городе, таком маленьком, что в нем не останавливаются поезда, есть только один светофор, одна собака и что, если автобус и останавливается, люди садятся в него, но никогда никто не выходит.
— Нравится? — спросила Бренда, снова просовывая голову в дверь. — Это Гарт Брукс, король мира. Знаешь, если бы год назад кто-нибудь сказал мне, что я полюблю кантри, я бы смеялась до упаду. А теперь беру уроки танцев в кегельбане по пятницам. Правда, Гарри со мной не ходит, негодник. Кстати, хочешь составить мне компанию в следующий раз? Это очень весело, честно. А вот и твой кофе. — Бренда распахнула дверь и вошла в комнату. — Кажется, ты пьешь черный. Я сначала нагрею душ, ладно, чтобы в ванной было тепло? Но предупреждаю: если ты не примешь душ до того, как миссис Леопольд из первой Б начнет наполнять свою ванну, мыться будешь холодной водой.
Шелби несколько раз открыла и закрыла рот, не зная, что ответить, пока не остановилась на слабом «спасибо», когда Бренда подала ей кружку кофе с изображенным на ней волосатым, с разинутой пастью чудищем из мультфильма.
Три четверти часа спустя после кульминации в виде дурной шутки, рассказанной по радио кем-то по имени Говард Стерм, или Стерн, Шелби следом за Брендой спустилась по лестнице и вышла на улицу, где уже ярко светило солнце. Прогулка длиной в два квартала закончилась в «Семейном ресторане Тони», расположенном на углу и, по словам новой подруги Шелби, переделанном из бензозаправочной станции всего пять лет назад. Теперь это было любимое заведение большинства обитателей Восточного Вапанекена.
— Очаровательно! — воскликнула Шелби, идя за Брендой через парковку к светло-розовому оштукатуренному зданию и наблюдая, как двое мужчин в клетчатых рубашках, две дамы в шляпках и с молитвенниками в руках и полицейский в форме — даже с пистолетом — вошли в ресторан перед ними. Она и не представляла, как много людей поднимается в такую рань.
Молодая официантка в черной майке и таких же леггинсах поздоровалась с Брендой и быстро поставила тарелки перед четырьмя завсегдатаями, сидевшими ближе к двери.
— Как обычно, Бренда? — спросила девушка. — А кто твоя подружка?
— Шелли, это Табби. Шелли немного поживет у меня, Табби. Да, она пьет черный кофе.
— Черный, заметано. — Официантка, ни на секунду не прерывая своего хорошо отлаженного вечного движения, собрала теперь пустые тарелки, бросила на стол чек и пошутила с завсегдатаями, называя всех по именам.
Все это было как-то уж слишком. Табби и еще три женщины, очень похожие на нее, спешили, поскольку почти все места за столиками и все кабинки были заняты людьми — разговаривающими, смеющимися, читающими утренние газеты, потихоньку попивающими горячий кофе или просто уставившимися в пространство, так как до сих пор не проснулись.