Не могу забыть
Шрифт:
полоску, сандалии на плоской подошве, рассыпавшиеся по плечам шелковистые черные волосы и сказал:
– Наряд вполне подходящий. А распущенные волосы тебе к лицу.
– Куда?
– только и спросила Мона, когда Брет вихрем повлек ее по лестнице.
– Мы едем в Горгас-парк.
Изрядно обветшавший и напоминавший лишь тень прежнего пышного парка с аттракционами и ярмарочными кавалькадами, Горгас все еще мог произвести впечатление на новичка.
Что же касается неизбалованной Моны,
Купив по хот-догу, пакету жареной картошки и баночке кока-колы, они с Бретом прогуливались и наслаждались ярким солнышком, музыкой и ароматом цветов.
Заметив ее сияющие глаза, Брет спросил:
– Что, напоминает детство?
– Нет. Я никогда не видела ничего подобного, - призналась она.
Черные брови Брета сошлись на переносице.
– Расскажи мне о себе. Я ведь про тебя почти ничего не знаю. Если не считать, что ты работаешь у Хаббарда, что твоя мать родом из Норфолка и что ты выросла в Англии.
– Да толком и рассказывать нечего. Жизнь у меня была очень скучная, - неловко промолвила Мона.
– Все равно. Рассказывай про свою скучную жизнь, а я постараюсь не зевать.
– Тебе будет неинтересно.
– Нет, интересно, - решительно возразил он.
– Ты представляешь собой странную смесь робости и смелости, общительности и скрытности. Любишь людей и в то же время сторонишься их. В тебе много тихой гордости. Ты не считаешь себя вправе осуждать других, но в глубине души пуританка.
– Ты заставляешь меня краснеть.
– Отчего же? Ты именно та женщина, которую я всегда мечтал встретить…
У Моны захватило дух и зазвенело в ушах. А Брет добавил:
– Я хочу знагь, откуда ты такая взялась. Расскажи мне о своем детстве. Где ты выросла?
– В Манчестере.
– Какими были твои родители?
– Не знаю, - призналась она.
– Они умерли, когда мне было два года.
– Жаль, - просто сказал он.
– Как это случилось?
– Они оставили меня на попечение бабушки по отцовской линии и полетели во Францию кататься на лыжах. Хотели устроить себе второй медовый месяц. Но в первый же день их накрыло лавиной…
– Кто же тебя воспитывал?
– Бабушка по отцу. Ей не хотелось на старости лет обременять себя маленьким ребенком, но она была женщиной строгих принципов и большого чувства долга. За год до того она овдовела, денег у нее было мало, и мы жили очень небогато. Хотя она никогда этого не говорила, я знала - дети всегда чувствуют это, - что была для нее обузой. Она предпочитала одиночество, и я почти всегда была предоставлена самой себе.
– Разве у тебя не было школьных подруг?
– Мою дружбу не поощряли. Бабушка всегда говорила, что следует держаться особняком, и не понимала, почему я должна вести себя по-другому.
– Наверное, ты чувствовала себя очень одинокой?
– У меня было несколько воображаемых подруг. К тому же благодаря воспитательнице
– Что она сказала, когда ты собралась в Штаты?
– Она этого так и не узнала. Прошлой зимой она умерла. Иначе я ни за что не оставила бы ее… Смерть бабушки была одной из причин,’заставивших меня принять предложение провести год в Филадельфии. Срок арендного договора на дом кончился, и в Англии меня ничто не держало…
Какое-то время они шли молча, думая каждый о своем. А вокруг звучали музыка, смех и звонкие детские голоса.
Затем, покончив с неприхотливой едой, они вытерли пальцы, бросили бумажные салфетки в ближайшее мусорное ведро и пошли дальше.
Брет дружески взял ее под руку и спросил:
– Ну, с чего начнем?
Мона, рядом с ним чувствовавшая себя счастливой, беспечно ответила:
– Не имею ни малейшего понятия. Решай сам.
– В таком случае как следует повеселимся на аттракционах.
Словно пытаясь возместить Моне безрадостное детство, Брет не пропустил ни одного аттракциона, и за остаток дня она испытала больше удовольствий, чем за всю предыдущую жизнь.
Когда раскрасневшаяся Мона благодарила его, Брет со странной нежностью сказал:
– Любимая, как легко тебя порадовать… Вспотевшие, усталые, покрытые пылью, но
безгранично счастливые, они шли к остановке. Проходя мимо лотка торговца ювелирными изделиями, Мона остановилась. Ее внимание привлекло узкое серебряное колечко необычной формы.
– Увидела свою мечту?- спросил Брет, потянувшись за бумажником.
Ах, если бы речь шла о кольце, чуть не сказала она. Ах, если бы… Она слегка покраснела, покачала головой и отошла от лотка.
– Как ты относишься к сувенирам?
– Хотя Брет не наблюдал за ней, но безошибочно взял колечко, на которое она только что смотрела.
– Примерь-ка.
Когда Мона замешкалась, он взял ее левую руку и надел колечко на безымянный палец.
– В самый раз.
Посмотрев на продавца, Брет спросил:
– Сколько?
Торговец передвинул жвачку из одного угла рта в другой, смерил покупателя оценивающим взглядом, решил, что запрашивать лишнего не стоит, и процедил:
– Двадцать долларов.
Брет кивнул, и две помятые бумажки сменили владельца.
Когда они пошли дальше, Брет обнял Мону за талию и вполголоса сказал:
– Наверное, не стоит носить его слишком долго. Палец может позеленеть.