(Не) Мой мужчина
Шрифт:
– …И теперь я живу с этим непосильным грузом на душе. В первые дни мне хотелось пустить себе пулю в лоб, но легче бы от этого стало только мне. Мать была в предынфарктном состоянии, она бы не выдержала этого или осталась совсем одна, ты ушла в запой, а Мариша… маленькая и напуганная ничего не понимающая девочка. Я должен был подняться, прийти в себя и сделать все, чтобы вы жили и были счастливы. Я не бездушное животное, и чувство вины по-прежнему не дает мне спать по ночам,и я готов жить с этим грузом. Хочу только, чтобы ты всегда была со мной. Я люблю тебя, Леся,и только ты даешь мне силы
Я все сказал и готов ответить на тысячу ее вопросов, но она по-прежнему молчит. Поднимаюсь с пола, подхожу к небольшому встроенному в шкаф бару, наливаю виски, опрокидываю в себя, зажмуриваюсь на секунду и наливаю еще. Подхожу к Олесе, сажусь перед ней на корточки и протягиваю стакан.
– Выпей.
– Почему?
– тихо спрашивает она в свои колени. Голос надрывный, словно рыдает внутри себя или кричит.
– Что? – ничего не соображаю, кажется, что меня ведет в сторону.
– Почему ты не сказал правду, что нтона убили?! – кричит, поднимая голову,и выбивает из моих рук виски. Стакан разбивается на мелкие осколки, их звон режет слух. Я чувствую ее боль, она почти сбивает меня с ног, но понимаю, что не нуен ей для утешения. Леся жаждет мои ответы, а я не хочу их давать. Я все сказал. – Почему ты молчишь?! Отвечай! – отчаянно требует она, смотря на меня стеклянными глазами, в которых нет жизни. Хватает за рубашку и пытается тряхнуть меня, но сил не хватает, и Олеся начинает колотить меня в грудь.
– Иногда лучше не знать правды! – повышаю голос, но лишь для того, чтобы достучаться до нее. – Та легче жить, спокойнее!
– Кому спокойнее?! – продолжает кричать в лицо, стискивая мою рубашку.
– Тебе?! Тебе спокойнее, что никто не знает, что Антона убили вместо тебя?! Это ты должен быть на его месте! Ты! Ты! ТЫ! – у нее начинается истерика, она дергает рубашку и разрывает ее, вырывая пуговицы.
– Ты должен был умереть, а не он! – Больно, невыносимо, но я заслужил. Она права – я должен быть на его месте. Ломает от того, с какой ненавистью она это кричит. Перехватываю ее руки, сжимая запястья,и смотрю в заплаканные глаза.
– Ты думаешь, я смогу когда-нибудь тебя полюбить?! – буквально выплевывает мне в лицо этот вопрос. – Никогда! Никогда, слышишь! А тепeрь я даже не хочу находиться с тобой рядом! Мне противнo, мерзко и больно. Потому что убийца не тот, кто пустил пулю, а ты именно ты. Если бы не твои грязные дела, ничего бы не было! Зачем ты вообще появился в нашей жизни? Если бы не ты, я была бы сейчас счастлива! – Сам не замечаю, насколько сильно стискиваю ее запястья,и Олеся морщится, вскрикивая от боли. – Ненавижу тебя! Ты посмел быть со мной, прикасаться ко мне – за это ненавиу! – рыдает, уже шепча что-то бессвязное.
Я
тяну ее к себе, чтобы успокоить, потому что надеюсь, что все этo от шока и боли, ей нужно все выплеснуть. Что такое слова? Ничто. Главное, что я чувствую ее и хочу, чтобы она чувствовала меня.
– Отпусти! Не смей больше ко мне прикасаться!
Отталкивает, пытаясь вырваться, не позволяя себя обнять. Кажется, что именно с этого момента я начинаю медленно умерать, прекращаю чувствовать сердце, которое последнее время билось только ради Олеси. Не могу ее отпустить – пусть кричит,
– Нет! – рычу в голос и прижимаю ее к себе, преодолевая ее сопротивление. – Ты останешься со мной!
– Силой будешь держать?! Потому что
добровольно я не останусь никогда! – Злюсь, стискивая ее в объятьях, шумно втягивая ее карамельный запах, словно чувствую, что это последний раз. – Я всегда буду любить нтона! тебя презирать за его смерть! Твое присутствие будет напоминать мне о его смерти!
Я прекращаю бороться, силы покидают, потому что она права. Не хочу больше держать силой. Не хочу читать в ее глазах преданную
любовь к мужу и ненависть ко мне. Я лучше сам без нее загнусь, чем проживу с ней такую жизнь. Она во всем права! ще раз насильно прижимаю к себе ее дрожащее тело, пытаясь почувствовать хоть капельку тепла, но меня замораживает ее холод. Хватаю за шею, немного сжимаю, фиксируя на месте, всматриваюсь в заплаканные глаза, пытаясь отыскать там хоть что-то, за что можно зацепиться, но в них пустота. Нет ничего, и не было. Я никогда не стану тем, кoго она полюбит! Впиваюсь в безучастные губы, чтобы сохранить их вкус на своих губах. Она до боли прикусывает мою нижнюю губу, и я отпускаю ее, слизывая кровь. Поднимаюсь, вновь иду к бару, наливаю себе еще стакан виски и залпом выпиваю, обжигая рану на губе. Сажусь в кресло, прихватывая с собой бутылку, избавляюсь от порванной рубашки и смотрю, как Олеся поднимается с пола, стараясь не наступить на осколки бокала.
– очешь уйти сейчас или утром? – не узнаю собственного голоса.
Это не я, а кто-то другой, потому что я никогда бы не задал ей этот вопрос. У Олеси очень красивые губы, верхняя четко очерчена, а нижняя немного припухшая и красная от моего жесткого поцелуя.
– Хочу сейчас, – тихо сообщает она, стараясь не смотреть мне в глаза.
Мы оба выдохлись: я – от любви, а она – от ненависти. Ее глаза пленят, несмотря на то, что в них плещутся слезы и потекла косметика. Беру телефон и набираю охрану.
– Подгoтовьте машину, – вынимаю из кармана ключ и кладу на стол.
– Вещи привезут завтра. Кстати, твоя квартира полностью оплачена и переписана на тебя, документы в зале на журнальном столике, – сообщаю, глотая виски прямо из горла, уже не чувствуя вкуса.
Олеся берет ключ и так же, не смотря мне в глаза, подходит к двери. Ее руки дрожат, и она долго не может попасть ключом в замок, а я смотрю на длинные слегка завивающиеся на кончиках волосы, жалея, что не зарылся в них последний раз.
– Не бросай ресторан, он мне не нужен, а тебе…
– Мне от тебя ничего не нужно! – со злостью говорит она, открывает дверь и покидает мой кабинет.
Вот и все…
Отпиваю еще несколько глотков виски из бутылки. Теперь точно – все…
***
На город спускаются сумерки,и я впервые за все время задумываюсь, сколько дней прошло с момента, как я пытаюсь забыться. Неделя, месяц? А разве это важно?
– Что? Ты что-то сказал?
– спрашивает Виктория, выходя из душа абсолютно голая.