Не может быть, или Зазеркалье

Познер Виктория

– Что-то в этом роде.

– Теперь он всегда будет здесь рождаться?

– Не обязательно здесь. Савелий в следующей жизни может родиться в другом месте, если не будет сильной эмоциональной привязки. Спокойная смерть дает умершему свободу выбора, как это ни странно звучит.

– Все когда-то умирали, рождались, испытывали радость, лишения… Почему же мы такие разные? Школа жизни одна!

– Школа одна, потенциал у учеников разный. Есть зрелая душа, а есть незрелая. Зрелая душа во всем, что ее окружает, пытается рассмотреть прекрасное, а если не находит – сокрушается. Такие души ко всему

живому относятся бережно. Они, как правило, не стремятся во власть, не горят желанием вершить судьбами. Они всегда сомневаются в правильности выбора, если на кону стоят человеческие жизни, от этого порой кажутся нерешительными. Большинство людей нерешительность расценивают как трусость.

– А это не так?

– Это не всегда так. Зрелой душе тяжело послать на смерть одного человека ради спасения тысячи. Потому что жизнь этого одного для него не менее ценна, чем тысячи других. Такие люди не цифрами меряют. Зрелые души предпочитают уединение, они самодостаточны и в постоянном общении не нуждаются. Яркий пример – монахи-отшельники. Савелия тоже можно назвать отшельником: он живет один в имении, круг общения у него узкий. Не все зрелые души любят людей, но все их жалеют.

– Как можно жалеть того, кого не любишь?

– А как искренне можно сочувствовать горю того, кого не знаешь? Или это невозможно?

– Возможно.

– Зрелая душа, если перед ней страшный преступник, как бы ни осознавала весь ужас содеянного этим человеком, как бы ни осуждала его за совершенные им преступления, найдет в своем сердце место для сострадания к существу, которое сбилось с пути, у которого изуродовано сознание, и который смотрит на мир глазами маньяка. Мудрец будет оплакивать и судьбу жертвы, и судьбу палача.

– Какой тяжкий крест должна нести зрелая душа, рождаясь в нашем несовершенном мире! Уж лучше вовсе не рождаться!

Все существо Натальи наполнилось необъяснимой тоской по любви, не по той которую испытывает мужчина к женщине или мать к ребенку, нет, не по этой любви, а по любви вселенской, которая окутывает своей нежностью, лаской заботой все, что создано природой.

– Как же все печально! – всхлипнула она и с ужасом заметила, что стеклянная поверхность открытых зеркал ожила, как водная гладь, пошла легкой рябью, сдерживаемой контурами деревянной резной рамы, как берегом суши. – Вы это видите? – вскрикнула женщина.

– Спокойно, спокойно, без эмоций, я это вижу, – поспешил зашторить зеркала, Кузьма Кузьмич. – Зеркала реагируют на эмоции. У меня есть такое предположение, что они откликаются на эмоции, как на желания. Я подозреваю, что в их пространстве траектория движения путешественника зависит от его намерений, – зашторив последнее зеркало, закончил мысль старик. – Признаться, я хотел, чтобы вы сэмоционировали и увидели реакцию зеркала на ваше состояние.

– Ничего себе, эксперименты, – прошептала побледневшая от испуга, женщина. – Вы, пожалуйста, больше так не делайте.

– Я понимаю, что напугал вас, но, согласитесь, как бы я ни пытался вам это описать, это в точности передать невозможно. Это надо увидеть, прочувствовать.

– Знаете, как братья Люмьер впервые демонстрировали картину «Прибытие поезда»? – голос женщины дрожал. – Говорят, что на первом показе этой ленты

публика была настолько шокирована движением паровоза в натуральную величину, что люди с криками, в ужасе выбегали из зала, опасаясь быть раздавленными составом, – бледная от ужаса, она посмотрела на старика. – Я думала, что сейчас откроются шлюзы, и поток воды из зеркал хлынет в зал… и нам с вами конец.

– Я понимаю, о чем вы, я это уже испытывал не раз.

– Ведь когда Элеонора прыгнула за тем чудовищем в зеркало, стекло в тот момент тоже напоминало водную гладь. Они буквально туда нырнули. А когда я в квартире Валентины Михайловны через зеркало разговаривала с призраком, стекло было непроницаемым, как стена. Я не могла туда войти, а он не мог оттуда выйти. Там еще кот у его ног терся, – глаза женщины от неожиданной догадки округлились. – Это кот Савелия Ивановича был, чёрный такой, с надорванным ухом. Это он! Призрак рассказывал мне, что не все зеркала пригодны для путешествий. Кажется, он смеялся над тем, как его знакомый Антип Герасимович Лыков, тоже призрак, однажды заблудился, путешествуя в зеркале. У меня тогда создалось такое впечатление, что для них зеркало, как для нас поезд, самолет или автобус. Конечно, это не совсем точное сравнение. Зеркало – это средство передвижения в пространстве, – заключила Азимова.

– Этими свойствами обладает не только зеркало, но и помещение, в котором мы с вами сейчас находимся, – добавил мужчина.

– Почему вы так думаете?

– Повторюсь, труба камина, о котором я вам говорил, выходит на поверхность в нашем пространстве, а…

– А дым выходит неизвестно куда… – договорила женщина. – Вы зажигали камин…

– Тяга хорошая, – поделился наблюдениями леший.

– Тяга хорошая, – как завороженная повторила за собеседником Наталья, – но дым из трубы здания не выходит. Значит, дом частично находится в нашем измерении и одновременно в каком-то еще? Труба здесь, а дым там, неизвестно где… Дом-корабль бороздит просторы земли, как «Наутилус» просторы океана. Поместье находится в нескольких местах одновременно?

– Не весь дом, а только подземный этаж, – уточнил леший.

– Нереальная реальность!

– Возможно, я в чем-то и ошибаюсь, – леший открыл стоящую на миниатюрном резном столике шкатулку и извлек из нее сигару. – Вы позволите? – спросил он у Азимовой и, заручившись одобрительным кивком, закурил.

– Дом-портал, – протянула Наталья, внимательно посмотрев на Кузьмича.

Старая, изрядно поношенная одежда мужчины никак не сочеталась с дымящейся в его руке дорогой сигарой.

– Я предполагаю. У меня нет других версий, как, собственно, и доказательств, подтверждающих мою гипотезу.

– Думаю, вы не ошибаетесь.

– Этот дом – сложный механизм. Но как он работает – об этом можно только догадываться, – Кузьма Кузьмич посмотрел на наручные часы. – Нам пора возвращаться обратно. Скоро ваш брат Антон Павлович вернется домой. Я думаю, на сегодня достаточно впечатлений.

– Я с вами абсолютно согласна. Мне бы это все переварить, осмыслить.

– Переваривайте, Наталья Павловна, потом поделитесь со мной мыслями, – направляясь в коридор, он добавил: – Как только мы захлопнем за собой входную дверь, свечи сами погаснут.