Не может быть
Шрифт:
— Не произноси эту фамилию! — рявкнула Оля, и её затрясло так сильно, что челюсть задрожала.
— Лель… ты меня прости, подруга… — Вика дышала часто и тяжело. От негодования. От потрясения, в конце концов. — Ты точно проклята! С первого раза! Да как так-то?!
До дома Смирновой подруги ехали в молчании. Пока Сальская что-то строчила на мобильном, Оля рассматривала город. Впервые было чувство, что она здесь чужая. Инородная. Как бы ни старалась, что бы ни делала, но неизменно получала болезненные оплеухи. Много не просила, звезд с неба не хватала,
Пока она сидела на диване, поджав колени к подбородку, Вика приготовила чая, убрала белье с сушилки и успела обматерить соседей, которые каждый месяц что-то сверлили. Нескончаемая стройка, не иначе.
До поздней ночи девушки обмусоливали ситуацию. Хотела бы Смирнова не давиться чаем, а напиться. До полного забыться. Только и эта радость оказалась теперь недоступна.
— Может, прервать пока не поздно? — подруга поглаживала Олю по плечу.
— Нет. Я так не могу, — покачала она головой.
При всей неправильной ситуации и нескладной жизни Смирнова бы никогда не навредила ребенку.
“Может и я когда-то была таким же нежеланным малышом для родителей, раз отказались…” — мысленно сетовала она про себя.
— Уверена? — Вика опустила свою ладонь на ее и сжала.
— Угу… — Оля посмотрела на подругу и грустно улыбнулась. — Зато теперь ЭКО не надо делать. Деньги целее будут…
И все же стоило Смирновой подумать об Огурцове, как все внутри люто бунтовало.
Месяц Оля жила как в тумане. Встала на учет, на автопилоте ела, пила, не пропускала работу. И свыкнуться со своей жизнью и ее поворотами никак не могла, считая себя самым неудачливым человеком на Земле.
В целях поддержания здоровья, часто гуляла. Подруга не всегда могла вырваться, так что привыкла к одиночеству.
Конец марта выдался очень теплым и к середине апреля в парках было красиво. Деревья покрылись мелкими зелеными листочками. Совсем молодыми. Яркими. Они блестели на солнце как глянцевые и пахли до одури приятно. Зеленая трава ковром расстилилась вдоль мощеных тропинок. На клумбах пестрели тюльпаны и гиацинты. Небо — без единого облачка.
Шагая по дорожкам Оля повторяла себе, что малыш не виноват. Как бы ни случилось, но любить она его должна уже сейчас, чтобы он никогда не смог узнать или отдаленно почувствовать, что не нужен. Пережившая подобное чувство, она ни за что не хотела бы передать это своему ребенку. Пусть это будет первый шаг в правильном направлении. Ведь пока, кроме своей любви ей дать нечего.
На работе Смирнова не спешила сообщать о своем интересном положении. Восемь недель — срок небольшой, да и с ее везением всякое может случиться. Так что пока не было явных признаков беременности — молчала. Тяжести не поднимала, как раньше. На улицу раздетая не выбегала. Апрель коварный месяц: спину греет, а ветерком промозглым обдает.
Сидя за кассой в застиранной до блеклости зеленой водолазке и утепленной безрукавке красного цвета, Смирнова без энтузиазма улыбалась покупателям и жала привычные кнопки. Все на автомате: взять товар, считать штрих-код,
— Пятьсот двадцать четыре рубля, — говорила она очередному клиенту, ожидая оплаты, чтобы выбить чек.
— Оля? — раздался над головой мужской голос.
Девушка подняла глаза и увидела Андрея Сергеевича Державина, отца Олега. В голове моментально всплыли воспоминания из прошлого. Далекого и, казалось, не ее. А еще — память воспроизвела образ бабушки в ее красивом сером костюме.
— Здравствуйте, — растерянно ответила Смирнова.
— Как живешь, Оленька? — ласково спросил мужчина, не сводя с нее внимательных глаз.
Ей стало неуютно, и она машинально поправила наспех собранную гульку на макушке, которая изрядно потрепалась за день.
— Все хорошо, Андрей Сергеевич. Спасибо, — машинально ответила. Дежурная фраза для всех звучала одинаково.
— Есть пару минут пообщаться?
— О чём? — после секундного молчания спросила Оля. Но тут же, подумав, что её вопрос мог прозвучать грубо, сослалась: — Извините, у меня работа.
Державин-старший многозначительно огляделся. Оля тоже: за Андреем Сергеевичем никого, в соседнюю кассу стоит лишь одна бабулька.
— Оля, я хочу поговорить о Наталье Тимофеевне, — пояснил мужчина.
При упоминании о бабушке Оля устыдилась. Андрей Сергеевич столько сделал для неё: организовал бабушке такие похороны и поминки, какие сама бы Оля попросту не потянула. Ни финансово, ни даже физически, потому как всё, что могла тогда — реветь и сидеть изваянием. А ещё именно Державин возил ее в загс за получением справки о смерти, морг… А еще Державин-старший предлагал помощь, кажется, и визитку оставлял, только Оля ни разу её не воспользовалась. Навязываться боялась.
— Конечно, Андрей Сергеевич, — нажала девушка кнопку вызова сменщицы и вышла из-за кассы.
Они отошли в сторонку. Смотрелись, наверное, контрастно: статный, одетый с иголочки мужчина и девушка, с синими кругами под глазами от недосыпа, в простенькой дешевой одежде, бледная и худая.
— Как ты справляешься? — спросил Андрей Сергеевич.
— Все сложно, но стараюсь, — грустно улыбнулась Оля, теребя край жилетки.
— Выучилась? — спросил мужчина.
— Нет, — покачала головой собеседница. — После… как бабушки не стало, пошла работать. У меня, кроме нее, никого не было. Так что об учебе пришлось забыть.
— А заочное? — допытывался Державин.
— Почти везде платное. А платят нам тут немного, — по-доброму усмехнулась Оля. Больше всего ей не хотелось выглядеть жалкой перед мужчиной. Вдруг Олегу расскажет?
— Почему не позвонила?
— Потеряла номер… — соврала Оля.
— Понятно, — сказал Андрей Сергеевич и задумался. — У тебя когда выходной?
— Завтра…
— Знаешь, где офис «ПромИнтел»?
— Кто ж не знает? — кивнула Оля. — Самое высокое здание. И самое красивое.