Не надейтесь на князей, на сынов человеческих

Прокопьев Сергей

– Наливай, отец Виталий, чайку покрепче! Это благодатнее для нас с тобой!

Лучше меня знал Библию, святых отцов, разбирался в богословии, в иконописи. Если увидит незнакомую икону, обязательно разузнает, чей лик на ней изображён. Говорили с ним о конце света, современном состоянии церкви. Грустно иронизировал по поводу фарисействующих в миру и в церкви. Мыслил всегда нестандартно, неожиданно, не любил шаблоны, брать безоговорочно на веру. От Миши первого, пожалуй, услышал аргументы в пользу эпохи сталинизма. В девяностые годы как только не полоскали, не поносили вождя народов. Заговорили о нём, я начал про коллективизацию, тридцать седьмой год, на что Миша возразил:

– А ты не задумывался, как это оказалось, что под ноль разрушенная Гражданской войной

страна вдруг стала индустриальной, образованной, деревенские пацаны выучились инженерами, учителями, главными конструкторами ракет и самолётов, генералами, маршалами. Наш институт не когда-нибудь, в ту самую эпоху, в 1951 году образовался. Кто-то очень старается выпятить в той эпохе одно и затемнить, убрать, замолчать, исказить другое. Вождь народов Гитлера заломал. А победителей не любят. Ой, не любят. Та же Америка всячески пытается примазаться к победе, но понимает, кто одолел Гитлера. И злится.

У Миши и о Солженицыне было мнение, отличное от распространённого, как-то в беседе затронули эту тему, он говорит:

– Давай мы с тобой порассуждаем. Солженицын умный человек, не желторотый юнец из глухомани, он позиционировал себя глобальным мыслителем, как это он в письмах с передовой допускал откровенные крамольные высказывания? Неужели не знал, что есть цензура? Сто процентов знал. Высшее образование, офицер, капитан. Мой отец рядовым воевал и то знал. Тогда что? А то, что попахивает самострелом. Ну, попаду под трибунал, зато останусь живым. Так рассуждал. А если человек подловатый в одном… Я был на встрече с ним в Омске, когда он ехал из Владивостока в Москву, тоже шоу устроил – заграничный гуру спустился с вершин учить тёмный народ, как ему жить надо. Ух, как взмыл от вопроса из зала: «Александр Исаевич, не получилось – вы метили в коммунизм, а попали в Россию?» Будто углей в штаны насыпали, подскочил! В больное ткнули… За это его запад на щит поднимал, жить безбедно давал… В Россию он попал…

В церковь Миша ходил не сказать, что часто. Исповедовался, но не у меня, причащался. Много раз обращался ко мне, кого-то из знакомых или родственников понадобилось крестить, отпеть, жилище кому-то освятить.

Отличная у нас была группа, отличные ребята на курсе. И преподаватели в большинстве своём… Легендарной личностью был декан нашего факультета Павел Николаевич Орлов. Я ещё не родился, он уже стал деканом гидротехнического. Доцент, кандидат технических наук. Высоченный и как Котовский лысый. Выйдет из своего кабинета в коридор, лысую голову из самого дальнего угла видать.

– Полундра, парни, – кто-нибудь скажет, – Паша идёт!

Лучше куда-нибудь юркнуть, не попасться на глаза. Особенно если звонок уже прозвенел:

Попадёшься под горячую руку, врежет, несмотря на все твои спортивные и другие заслуги:

– Кузнецов, ага, ты что тут прохлаждаешься, почему не на занятиях?

Было у него в речи это «ага». То и дело вставлял!

– Пять минут, ага, как лекции начались, а ты филонишь!

Не доходя до кинотеатра «Победа», был кафетерий, любили заскакивать перекусить. Продавались булочки, посыпанные дроблёными кедровыми орешками, с кусочком масла внутри. Булочка разрезается и туда масло. До того вкусные, до того сытные. Парочку с кофе уплетёшь и можно горы свернуть. Одно плохо, после кафетерия сломя голову бежишь на занятия. Пока своей очереди дождёшься, пока кофе пьёшь. Я ещё такой по натуре – сначала тяну до последнего (успею, чё там), потом лечу язык на плече. Бывало, наскочу на Павла Николаевича, он заагакает по своему обыкновению.

– Это что мы, ага, совсем краёв не видим? Закон для нас не писан? Когда взбредёт в голову, тогда и появляемся в институте! Звонок для кого звенел? Для меня?

Или вызовет к себе:

– Кузнецов, ага, я бы этим твоим проектом тебе морду набил. Его в руки противно, ага, взять, запачкаться можно. Иди и переделывай!

Он на третьем курсе «Водные пути и порты» преподавал. Над курсовым я корпел-корпел, и на тебе – «иди и переделывай». А куда денешься – пришлось доводить до ума. А вообще Паша как отец родной для нас был.

Мог наорать, но за каждого боролся, так просто не отчислял никогда. Если только человек вконец обнаглел, учёбу забросил. А секретарша Павла Николаевича – Клавдия Федоровна Гашникова – матерью была. Казалось бы – кто я ей, абсолютно чужой человек, нет, думала обо мне, заботилась, общежитие организовала на первом курсе. В то же время – гроза общежития. Заявится как снег на голову, только порог переступит, уже слух по всем этажам: полундра, Клава пришла! Особенно длинноволосые парни в разные стороны разбегались. Клава увидит – прощай причёска.

Сопротивление материалов читал Викентий Викентиевич Варнелло. Тоже легендарная личность. Один из дедов института. Шутка ли – в молодости участвовал в подавлении Кронштадтского мятежа. Доктор наук, профессор. И принципиальный, за красивые глазки ни за что не сдашь сопромат, но и не злой. Известное дело, студенту только дай повод над преподавателем подшутить. У Варнелло дикция хромала, вместо сечение, вращение, кручение говорил сесение, врасение, крусение. Поначалу хихикали на лекции, потом привыкли. Но при случае не могли не поиронизировать. Привычным делом было услышать от сотоварищей: «Ты сесение, врасение, крусение думаешь сдавать или как?» Умер Варнелло скоропостижно, во сне. Лёг спать здоровым, а утром не встал. Царствие ему Небесное.

По электрооборудованию был Карпенко, звали за глаза – Карпуха. И не переваривали его. Сначала старшекурсники про него страсти рассказывали, а потом на себе узнали. Мог запросто всю группу на экзамене завалить. В нём была и гордыня, и комплексы… Поговаривали, разлад в семье, то сходятся с женой, то расходятся… Ему доставляло удовольствие над студентами поизгаляться. Казанцев говорил в сердцах: «Прищучить бы Карпуху в тёмном месте! Да настучать по кумполу». Но я Карпенко сумел обвести вокруг пальца. Предмет – голову сломишь… Электрооборудование шлюза или корабля – там столько всего… А ты должен знать, что когда включается, выключается, запитывается… В экзаменационном билете два вопроса и схема. Чуть начинаешь путаться при ответе – иди «два». На что Казанцев голова и то с первого захода не сдал. У него в институте раза два всего случалось несдача. Карпуха всю группу завалил. Не в настроении был. У него было заведено, листы, на которых мы ответы писали, выдавал свои. Хорошо, не подписывал их. Я приглядел, какие у него – тетрадные. На пересдачу пришёл с ответами в кармане. Пришил к подкладке пиджака носовой платок размером с тетрадный лист, получился отличный карман, в него ответы на все билеты поместил. Карпуха усаживал нос к носу к себе. Его стол, а ты перед ним за своим столом. Беру билет, сажусь. У меня путеводитель в ладони, маленькая бумажка, на которой написано, сколько надо отсчитать листов, чтобы достать ответ. Я тихонько вытащил нужные листы, под чистые листочки, что Карпуха выдал, сунул. На чистых что-то пишу, чиркаю, потом нужный листок сверху положил. Маленько почиркал для правдоподобного вида – будто родился в творческих муках. Электросхему, что в билете, проработал.

Карпуха мне:

– Ну что, Кузнецов, отвечать будешь? Или не готов?

– Да готов, – начинаю заикаться, картину гнать, – но боюсь, как бы не ошибиться. Может, поможете немного, я сопоставлял одно с другим…

Включаю всё актёрское мастерство. Делаю испуганный вид – вызвать снисхождение удава, перед которым кролик трясётся.

Начинаю отвечать. Он послушал:

– Ну, правильно ведь. Вижу, учил.

– Учил, ночь не спал, но маленько перемешалось в голове.

– Давай второй вопрос, первый твёрдо сдал.

Ух, прокатило. Второй начинаю. Тоже заикаюсь, хотя один к одному с лекции списано.

– Вот здесь, – говорю, – не уверен, вроде вот так должно быть!

– Не вроде, а так и есть! Правильно! Схему давай.

– В прошлый раз мне такая же попадалась, я вот здесь ошибку сделал.

Уже не жду его реакции, уверенно говорю:

– Ток вот сюда идёт, эти реле срабатывают…

Он меня перебил:

– Ладно, иди.

Гора с плеч. Ребята в коридоре со всех сторон:

– Не сдал?