Не надо, Азриэлла!
Шрифт:
— Ну вроде того… — Умберто заметно нервничал, к величайшему удивлению Анжелики. Весь гонор сполз с него, как пятно со скатерти под действием «Ариеля».
— Что это ты так засмущался? — тихо поинтересовалась она, пока радушный хозяин заваривал чай.
— А ты как думаешь? — прошипел он. — Я же с людьми почти не общался. Только с дамочками под покровом ночи. А там… в общем, там не до разговоров.
— Да у тебя комплекс! Обалдеть!
— Кому чаю, кому кофе? Конфеты есть, с Нового года остались, и печенья нем ного, прошу! — Руки у Петра
— Вы боитесь? — участливо спросила Анжелика, впрочем, и без вопросов всё было ясно. — Ничего, не переживайте, мы же здесь, вы не один. Мы обязательно что-нибудь придумаем.
— Да! — веско подтвердил Умберто.
— Спасибо вам! — почти растрогался хозяин и в порыве чувств снёс со стола вазочку с конфетами.
Ползая по полу, они собирали разлетевшиеся сласти, когда зазвучала старинная классическая мелодия.
— Пора! — остановившимся голосом произнес Пётр Борисович, глядя на сотовый. — Я будильник установил на всякий случай, чтоб готовым быть. А то…
— Он исчезает!
— Держи его!
— Зачем?!
— Упустим ведь!
— Я держу. Кажется!
— Я тоже!!!
— Не дёргайте меня! Всё уже!
— Где всё?! А и правда… Где всё?!
— Всё. Приехали, можешь отпускать!
— Куда?
— Не знаю!
А вокруг действительно всё изменилось. Исчез накрытый к чаю стол, исчезла небольшая, уютная квартира. И лишь Пётр Борисович горестно вздыхал, устраиваясь в кресле машиниста.
— Поехали! А то пассажиры начнут возмущаться, не дай бог! Вот так оно всё и происходит… Вы пока можете походить тут, осмотритесь. Может, и поймёте чего. Лично я попытки понять отбросил уже давно и окончательно.
Поезд тронулся. Обычный поезд, вокруг — обычная подземка. Метро то есть. Станций нету ни одной. Вагоны просто несутся сквозь толщу земли, как кажется, без всякой цели и направления.
— Я пойду к пассажирам! — решила Анжелика, слегка отойдя от столь необычного и неожиданного перемещения.
— Я тоже! — Умберто явно стеснялся остаться наедине с человеком.
В первом же вагоне сидели пассажиры. Самые обычные на первый взгляд. Старушка, двое сумрачного вида мужчин, компания молодёжи, дама в норковой шубе…
— Странные они какие-то… — шёпотом доложил Умберто.
— Сама вижу. Кто же они такие? Пойду поговорю. Здравствуйте! — Бабушка показалась Анжелике самой безобидной и готовой к общению.
— И тебе того же, коль не шутишь! — было произнесено равнодушным голосом. Она даже не повернула головы, так и глядя в тёмное окно.
— А… вы куда едете?
— А то сама не знаешь. — Ни удивления, ни возмущения, никаких интонаций. — Куда надо, туда все и едем.
— Долго ехать-то?
— Не дольше времени.
— А вас звать-то как?
— А нету здесь имён. Ни имён, ни рангов, ни различий.
— По-моему, мы с ней ничего не добьёмся, — подытожил бывший инкуб и, оглядев со всех сторон дорого одетую пассажирку, решился: — Давай-ка я с той дамочкой побеседую, всё-таки как-то
— Что, прямо здесь?
— Да, блин!.. Обаяю — не значит… то, что ты подумала. Вот люди! Развращённые создания!
— Кто бы говорил! — И, не желая наблюдать профессиональное мастерство Умберто, даже непонятно с чего слегка обидевшегося, Анжелика гордо прошла в другой вагон.
И в нём, и в двух последующих от молчаливых пассажиров ей так ничего и не удалось добиться. Даже дети, с которыми она вроде всегда находила контакт, поражали своим подавленным видом и углублённостью в себя и разговаривать категорически отказывались. Последней каплей стал дедуля с повадками отставного прапорщика и значком ЛДПР на потёртой тельняшке. Что сказал он, невинная девушка предпочла тут же забыть, а если перевести всю его тираду на нормативный русский, суть сводилась примерно к следующему: страну разворовали, кругом ворьё и хамы, пенсию не платят, тоже воруют и хамят, хамят и воруют, и соседи все хамы и, скорее всего, тоже воры… а уж милиция… а поезд… А при чём здесь поезд? Куда едем? Да куда мы можем ехать, если страну разворовали и кругом…
В общем, не сложился разговор. Размышляя, в догадках, вернулась Анжелика в уютную кабину, где всё гак же исполнял обязанности машиниста подавленный пенсионер и сидел донельзя опечаленный инкуб.
— А ничего! — отрезал он в ответ на недоумевающий взгляд. — Ни-ка-кой реакции, смотрела как на пустое место, демонстративно игнорировала и отворачивалась в угол. Это позор. Вот уж ТАКОГО в моей карьере ни разу не было…
— У меня тоже ничего! — призналась Анжелика. — И, вот странное совпадение, в моей карьере психолога такое тоже в первый раз. Я даже не смогла узнать, куда мы едем.
— Ох, грехи наши тяжкие! — вздохнул мимоходом Пётр Борисович, деликатно прислушивавшийся к разговору. — Вот и я так и не знаю, куда веду этот поезд.
— Постойте! А это что такое?
В унылой темноте туннеля пронеслась со скоростью звука размытая светящаяся надпись.
— Стоп! Кому сказал! Задний ход! — Пенсионер в ярости рванул рычаг, и поезд пополз обратно.
Тихо-тихо поезд подошёл вплотную к загадке, и стало возможным прочитать, что же написано корявыми, красного жизнерадостного цвета буквами на серой стене.
— И что это значит? Ничего не понимаю… — протянула Анжелика, близоруко вглядываясь в надпись, — СЛАВА…
— …СЛАВЕ, — закончил Пётр Борисович. — СЛАВА СЛАВЕ! Вот такой лозунг.
— Полный абсурд.
— Да, но знаете что? Мне кажется, я где-то уже видел такую надпись. Очень-очень давно.
— Может, это шифр? — высказал бредовую мысль Умберто.
— Ага. Неразгаданные тайны Третьего рейха, сокровища древних пирамид, НЛО и снежный человек в придачу…
— А я не удивлюсь, дорогие мои, — обречённо вздохнул машинист поневоле. — У меня вообще стойкое ощущение, что я, как Алиса в стране чудес, попал в какую-то психоделическую сказку.