(Не) настоящая жена для магната
Шрифт:
Париж ожил и сиял под ярким летним солнцем, будто и не было вчера никакой бури, и заряженные вспышки молнии не громыхали на горизонте. Город забыл о непогоде. Ничто в пределах моей видимости не напоминало о событиях прошлой ночи.
Только внутри сидел неприятный осадок, оставленный неожиданной встречей с отцом и теми откровениями, которыми он так яростно со мной делился.
Смогу ли я когда-нибудь это забыть?
Одна короткая встреча и всего несколько злобных признаний смогли разрушить то шаткое равновесие, к которому я стремилась
Но его слова сыграли со мной злую шутку. Он вернул меня в ту далекую ночь, четыре года назад.
Я не помнила, как Герман привез меня в отель. Ничего не видела и не слышала, пока за спиной не прозвучал голос Артема. Он звал меня, просил не убиваться так и не причинять ему боль своими слезами. Он обнимал и успокаивал меня, словно ребенка. Ни разу не спросил, что случилось и почему я вдруг рассыпалась на глазах. Он не требовал объяснений, не пытался проникнуть в мою голову, чем и заслужил бесконечное, безграничное мое доверие. Он был единственным, кому мне вдруг захотелось открыться. И тогда я поняла, что хочу быть его. Прямо тут. В эту шумную летнюю ночь. Я хочу начать с чистого листа…
Потому что он — другой, не такой, как отец. Как его грязные, помешанные на деньгах и власти, друзья-извращенцы, кому он планировал нас продать. Он не Гордеев. Не монстр, от которого разило виски и сигарами. Он не будет грубо хватать за грудь, сжимать в углу папиного кабинета и гадко хихикать, задирая вверх мое платье. Не будет прижимать свою ладонь к моему рту, когда я попытаюсь закричать и позвать на помощь.
«Тебе понравится, — сказал он, обдавая меня смрадным дыханием. — Вот увидишь, как хорошо нам будет… Я сделаю так, что ты будешь кричать от счастья».
Я бы лучше умерла, чем позволила ему коснуться себя.
Старик толкнул меня на диван, что стоял в углу просторного кабинета. Ему нравилось мое сопротивление, оно заводило его. Мои мольбы звучали для него слаще любовных признаний, отчаянные попытки вырваться были сродни трепыханиям бабочки, которую усердный коллекционер нанизывал на специальную иглу. Я была слабой и беспомощной. И его это заводило.
Даже сейчас, через столько лет, это воспоминание наполняло мою душу агонией. Оно травило меня, ломало и убивало изнутри. Медленно и монотонно.
Гордеев пытался меня изнасиловать. Ему бы это удалось, не вмешайся в мою судьбу провидение. Он пострадал из-за собственной неосторожности. Выхватив из бара бутылку коньяка, друг отца пытался влить его содержимое мне в рот. Ему не нравилось, что я так напряжена, мои рыдания начали его раздражать. И тогда я сделала то, на что была способна слабая семнадцатилетняя девчушка — выхватила у него из рук эту самую бутылку и изо всех сил ударила ей по голове насильника.
А когда я рассказала обо всем матери, она разрыдалась и сказала, что я «нас всех погубила»…
Выражение ее лица было таким же холодным и непроницаемым,
Я решила бежать. Бросила все, что было мне когда-то дорого и ушла. В то утро оборвалась последняя ниточка, связывающая меня с домом. Но даже тогда я не понимала, какой ничтожной и грязной была эта связь.
Я думала, что родители испугались Гордеева, потому что ему принадлежал весь город, никто не смел и шагу ступить без его позволения. Моя наивная душа не видела в этом страхе оборотную сторону. И вот вчера все, наконец, прояснилось.
Меня продали. Обменяли на расположение и покровительство старого негодяя.
И сделали это мои собственные родители.
— Где ты?
Сзади послышались торопливые шаги, Артем вышел на балкон. Он был в одних пижамных штанах. Чуть приспущенные на бедрах, они подчеркивали его рельефную мускулистую грудь без единого волоска, сильные плечи и развитые брюшные мышцы с черткими контурами тех самых «кубиков».
Боже, как же он был прекрасен!
И как ласков и добр ко мне…
— Олененок, — он обнял меня, — что случилось?
Его голос… Так бы и слушала его всю жизнь.
Я покачала головой, не в силах произнести ни звука. Мне бы не хотелось портить очарование момента, выпустив ту боль, что сдавила мне горло и норовила вырваться наружу, хлынув потоком слез.
— Что-то случилось? Почему ты убежала от меня?
Я никогда не смогу сбежать от тебя. Даже если ты сам этого захочешь. Даже если прогонишь, я не уйду…
— Просто я… — сморгнув непрошеную влагу, я посмотрела в сторону, пытаясь унять жгучую резь в глазах. — Я проснулась и мне вдруг ужасно захотелось подышать свежим воздухом.
Улыбнувшись, Артем с нежностью прижал ладони к моему лицу, зарывшись пальцами в растрепанные после сна волосы, и посмотрел с мягким укором.
— Должно быть что-то тревожит моего Олененка, раз она так отчаянно пытается сдержать слезы.
Его слова попали точно в цель. Я невольно сжалась, и на лице любимого промелькнула слабая тень.
— В чем дело, Мариш? Мне казалось, что я заслужил твое доверие…
— Я доверяю тебе, Тем! Так, как никому в этом мире не доверяла. Ты научил меня доверять. Показал, что рядом с тобой мне нечего бояться.
— Никогда, — сказал он твердо, в глубине серых глаз вспыхнула молния. — Никогда тебе не придется ничего бояться, пока я с тобой!
Я не выдержала. Первая капля скатилась по щеке, за ней сбежала следующая. Потом еще и еще.
Опустив голову на плечо любимого, я заплакала. Теперь уже открыто, не боясь вызвать его недовольство или гнев.
Как неверно я о нем судила. Как глупо убегала от самого доброго, чуткого и заботливого человека в своей никчемной жизни! Надменный? Властный? Жестокий? Нет! Ни одно из этих определений не соответствовало действительности. Он просто уверенный в себе и сильный. И нежный. И любящий.